Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
— Постой, — сказал настоящий капитан слегка оторопело. — Я имел в виду — что ты здесь, в этом бардаке, забыл?
— Ничего не забыл. Жили мы здесь. Пока не началось. Отец в университете преподавал…
— Почему же не уехали со всеми?
— Так я же объясняю: американцы…
Я встал, подтянул спадающие штаны. Теперь в моих руках было по ножу.
— Отец раскопками занимался. Американцы его похитить хотели. Ну, мы и…
Я как бы развел руками. Капитан в изумлении попятился, держась за грудь, и опрокинулся в колодец. Не-капитан сунулся на колени, потом упал ничком. Ноги его задергались…
Я оттащил его к колодцу и тоже бросил вниз.
Коминт уже пришел в себя и теперь стряхивал с рук путы. Коминта связать — это надо стараться неделю.
Аттила был убит ножом в сердце.
— Неплохо разведка работает, — сказал Коминт. — Нюхали пороху парни…
— Что ж ты не убежал, как я велел?
— Да вот… — он засмущался. — Думал, справлюсь. Да и справился бы, в конце концов… Сделал, что хотел?
— В общем, да. Теперь бы колодец обрушить…
И тут, словно в ответ, земля вздохнула, пришла в движение и сразу же успокоилась. Я оглянулся. Каменного кольца не было. На его месте осталась воронка, как от небольшой фугасной бомбы. И кто-то невидимый прошел, ломясь, по кустам — и сгинул вдали…
— Неужели все? — сказал Коминт.
Я помолился над Аттилой и встал.
— Да. Вроде бы все.
— Как-то не верится.
— Мне тоже. Но салюта все равно не будет.
До ближайшего рума было две недели пути — пешком и по ночам.
7
Нужно вредить плохим певцам, разрезая им глотку, чтобы они не организовывали сборищ.
В удлиненные горизонтальные окна, устроенные чуть ли не под потолком, уже вовсю лился утренний свет, а Каин говорил, говорил и говорил. Как будто хотел выговориться за многие годы, если не столетия. Речь его была сумбурна, он заплутал в собственных мыслях, и потому вынужден был то и дело возвращаться на особо приметные места, чтобы оттуда двинуться по новой дорожке. …Сначала вы надеялись открыть Истину попутно, между делом, рассчитывали, что она сама, по доброй воле, нечувствительно познается вами, а потом увлеклись ею, воспылали страстию, как Стенька к персидской княжне, и забыли о своем предназначении… Враг уже не у ворот, враг давно в городе, и помечает дома крестами, вырезает караулы на башнях, лезет со свечой в пороховой погреб… Продажные писаки, художники, лицедеи уже в открытую навязывают обществу — хуже того, детям — сказку про доброго дракона, про хорошего ящера, про храбрых черепашек и мудрых удавов. Упорно внушается мысль, что чужое, уродливое, нечеловеческое обязательно должно быть милым, дружелюбным и совершенно безопасным. Чтобы детишки, выросши, не пугались до тех пор, пока их не начнут жрать… И когда рухнут стены, и маленькие зеленые твари хлынут в дома искать свежей горячей крови — вот тогда мы сами, со своей свечой, спустимся в свой пороховой погреб…
Семеновского лейб-гвардии полка отставной поручик Сергей Илларионович Бахметьев нынешнее свое прозвище получил еще от собственных крепостных и дворовых людей не столько за бурую печать посреди высокого лба, сколько за физиологические над этими самыми крепостными и дворовыми людьми опыты.
Штудии сии предполагали благую цель — бесконечно повысить их трудолюбие и плодовитость. Временные неудачи не смущали пытливый ум. Когда вопли подопытных достигли высочайшего слуха, матушка-императрица живо распорядилась богомерзкие штудии прекратить, имение забрать в опеку, а любознательного поручика посадить на цепь в доме скорби. Там его, в свою очередь, тоже присмотрели для опытов. Екатерина Романовна Дашкова, посетившая заведение на Пряжке, прониклась интересом к возвышенному образу мыслей достойного сына века Просвещения. Пресловутого маркиза в ту пору никто не читал — оттого, должно быть, что он еще ничего и не написал.
Многоученая княгиня забрала несчастного к себе в дом, где и поселила вместе со своими длиннохвостыми питомцами в каменном подвале. Ему было предложено продолжать прерванные опыты — но на ином, более благодарном материале.
С годами Сергей Илларионович выяснил, что крысы — вовсе не то, за что они себя выдают. Что они, как и люди, делятся на варваров и эллинов, причем эллины — отнюдь не язычники, поскольку почитают единого создателя и подчиняются апостолам его. Обращены господа пасюки в свою катакомбную ересь были еще в Александрии двенадцатого века все тем же безумным арабом Аль-Хазредом. Ад представлялся крысам в виде бесконечного, лишенного стен и крыши амбара со сплошным каменным полом, по которому бродят на бесшумных лапах тощие египетские кошки; рай же имел форму большого кожистого яйца, оболочку которого следовало прогрызть.
Не все, но многие «эллины» находили в те года дорогу в свой парадиз.
Всего за два века была создана подземная империя, простиравшаяся от Тихого океана до Атлантического. Передовые отряды конкистадоров уже готовы были к броску в Новый свет, но люди еще не проложили туда дорогу. И тут грянула беда.
Чума, собственно говоря, была нацелена неведомым врагом прежде всего на крыс. Их потери были гораздо выше людских, и даже высокая плодовитость уже не спасала. Европа была потеряна полностью, в Передней Азии сохранились едва тлеющие очаги цивилизации. Пришло время варваров… Темные века тянулись бесконечно.
Самым мудрым, наконец, стало ясно, что без помощи людей не выжить и в рай не попасть.
В рукописях Аль-Хазреда цветистым арабским слогом расписывалось возвращение на Землю людей-змей и людей-крокодилов. Екатерина Романовна и Сергей Илларионович, склонившись щека к щеке над рыжим пергаментом, проникались грядущей опасностью. Сердца их отныне бились во имя спасения человечества.
Именно Екатерина Дашкова и представила своего фаворита Брюсу. Яков Вилимович поразился тайным знаниям и превеликому жару отставного поручика.
По прошествии необходимого срока и должной подготовки (школы на Мадагаскаре тогда еще не было, обучение проходило в ските на высоком берегу Тобола), новик был допущен к малым тайнам. Что интересно, о крысах он никогда и ни с кем не говорил.
В рядах Пятого Рима Каин пробыл недолго — до наполеоновского нашествия.
Последний раз его видели в горящей Москве… …Каждый раз, как доходило до дела, ваш драный орден бросал все и начинал делить еще не захваченные трофеи. И ничего ему не нужно было, кроме мирской власти — что бы там ни врал ваш монашек. Вы уже прибрали к рукам Грозного — но перестарались, и он просто спятил, а в моменты просветления пытался вас же истребить. Вы навели морок на всю Русь и заставили ее отступиться от умницы Годунова только за то, что он отринул вас. И эта идиотская затея с царевичами…
Возразить было нечего. Орден неоднократно бросался в Большую Политику, но каждый раз выползал оттуда то с выбитыми зубами, то со свороченным набок носом, ворча и приговаривая, что, если бы не… то мы…
Пятый Рим с упорством Сизифа пытался понять Россию умом и промерить аршином.
В Смутное время поставили на Пожарского — казалось бы, небитый козырь. Но не сочли нужным согласовать действия с Каббалой, и нижегородский резник Минкин все испортил.
Во время Раскола составляли графики и были убеждены, что народ отвергнет никоновы новшества, удалось спихнуть и самого Никона, но все почему-то получилось наоборот.