Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
— Сейчас стало неинтересно, — сказал брюзгливо Каин, — а когда-то крысы таскали мне провиант из спецотдела Елисеевского. Где теперь такое найдешь? Сыр из дичи. Снетки в плетеных коробах. Кисло-сладкое мясо. Купаты по-имеретински.
Раки в белом вине. И само вино: «Кахетинское N 8», «Красный камень», «Усахелаури N 21», коньяк «Двин»…
— Так бутылками и таскали? — изумился Бортовой.
— Тележка у них на то имелась…
— Так вот, не для печати, — Бортовой был упрям, на то и репортер: — Если я все правильно понял, вы хотите воспер: в'спре:пятствывовать воскрешению мертвых в день Страшного Суда. А вот как к этому отнесется Русская православная церковь за рубежом? С ними вы согласовали?
Каин впервые улыбнулся.
— Еще Зверь не вышел из моря, — сказал он. — Вот он выйдет, и согласуем. — И посмотрел на часы.
— Зверь давно вышел, — сказал Николай Степанович и тоже посмотрел на часы.
–
Видите ли, дражайший, мы с вами находимся в несколько неравновесном положении. Вы когда-то пренебрегли отвлеченным знанием и сделались неспособны прочесть пылающие письмена. Вы преуспели в тактике, но безнадежно отстали в стратегии. Мы, каюсь, совершенно о тактике забыли и оказались в положении блестящего штаба, на который напоролась кучка выходящих из окружения врагов. Голодных, оборванных: Понимаете, о чем я говорю?
— Хотите возглавить операцию? Вы, единственный выживший штабной писарь?
— Нет, совсем нет. Да, кстати: а как вы поняли, что я — это я?
— Никак. Мы тупо и просто начали с Евпатории, нашли какого-то отставной козы депутата, который оказался до того разговорчив, что мы его даже не стали закапывать…
— Понятно. Давайте выпьем за упокой души этого несчастного авантюриста.
— А к'к же тогда: эт: в'скрешение? — опять встрял Бортовой.
— Будет тебе воскрешение, Миша. Расслабься. Значит, Сергей Илларионович, подвожу, как вы выразились, промежуточный итог. Я без вас победить могу. Вы без меня — нет. Видите, даже тактика ваша идет от неизбежности поражения…
— Какой упокой души? Он жив и здоров. Давайте лучше за погибель врагов.
— Поддерживаю.
— П'сть дохнут, как м'хи…
— Продолжаю мысль, — Каин поднял палец. — Оказалось очень просто выяснить, кто вы, зачем и откуда. Похоже, что о маскировке своих действий вы вообще не задумывались. Конечно же, единственный ратник на планете! Последний защитник Камелота! Ланцелот Прудовый. Вот. И что мы имеем в результате?..
— В результате мы имеем следующее: я знаю, где находится вход в усыпальницу ящеров, и знаю, как его открыть. Вы не знаете, где он — и подавно не можете.
Несмотря на всю вашу тайную армию и многовековой опыт сопротивления.
Почему?
— Почему же не можем? Очень даже можем. Вот вами и откроем.
— Я понимаю, что к этому все в итоге сведется. К банальному принуждению. Так скажите, нужен мне такой союзник или нет?
— А у вас есть выбор?
— Разумеется.
— Нет у вас выбора! Потому что…
— Потому что вы уже захватили мою семью, — скучным монотонным голосом сказал Николай Степанович, — и готовы вот-вот предъявить мне их примерно в том же виде, что четыре часа назад — двух дорогих мне женщин? Эх, Сергей Илларионович. Господин лейб-гвардии поручик. Не стыдно?
— Не стыдно. На карту поставлено все.
— Я не об этом. Ослабли вы разумом, воюя против несчастных медлительных тварей. В Аргентину, наверное, барон отправился с группой товарищей? У него там собственный немалый интерес возник. Так вот, их всех или уже нет на белом свете, или торопятся немногие уцелевшие с печальным известием…
Каин дернулся, как от внезапного ледяного прикосновения.
— Что?
— Это была ловушка, — холодно сказал Николай Степанович, доставая портсигар.
–
Крысоловка. Курить будете? Отличные сигареты, рекомендую: Я расставил несколько ловушек, и вы умудрились попасть во все. Неужели вы считали меня способным на то, чтобы посадить своих родных в центр мишени и заставить посылать мне письма через цыган, которых вы контролируете? Даже обидно, право. Я и сам не знаю, где сейчас находится моя семья. Знаю только, что под охраной таких людей, с которыми вам не сладить… Да, Каин, я был о вас лучшего мнения. Деградация налицо. Что мне теперь прикажете с вами делать?
— Не забывайтесь, — в голосе Каина зазвучали свистящие нотки, — это вы у меня в руках, а не наоборот!
— Пойдемте посмотрим, — предложил Николай Степанович. — Вообще-то я просил, чтобы нам не мешали…
За дверью стоял Коминт.
Увидев его, Каин попятился.
Коминт, опустив руки, медленно пошел к нему.
— Коминт, — позвал Николай Степанович.
— Что? — не оборачиваясь и глядя в грудь Каину, отозвался Коминт.
— Наверху ничего не случилось?
— Нет, все нормально.
— Тогда погоди. Он нам еще будет нужен.
— Ты видел его войско?
— Частью.
— Тогда ты ничего не видел, командир: На что он нам?
— Живец.
— Зря. Таких надо: Впрочем, как знаешь. Ты командир…
— Идите, Каин, — сказал Николай Степанович и кивком указал на лестницу.
В обширном вестибюле чьей-то недостроенной виллы сидело на корточках вдоль стен Каиново воинство. Их на взгляд было десятка два. Среди обычных зомбиков попадались и те, другие: с металлическими руками и ногами, с клинками-косами, с толстыми воронеными стволами, торчащими из плеч…
Перед ними стоял Илья в джинсовом жилете на голое мускулистое тело и неслышно наигрывал что-то на свирели.
— На тихой дудочке любви, — сказал, подходя, Костя. — Здесь все, командир.
— Хорошо. Илья, сдай этих бедняг другому, пойдешь со мной. Яков Вилимович!
— Здесь: — откуда-то из-под лестницы отозвался Брюс. — Иду.
Горбатый цыган подошел к Илье, принял свирель. Воинство Каина шелохнулось, будто бы вздохнуло, но осталось сидеть.
— Батяня, — сказал Илья, тылом кисти вытирая рот, — надо с ними что-то делать. Не вечно же в дудочку над ними дуть…