Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума
Шрифт:
И Коломиец дотошно и честно перечислил то, что после раздела тимуровского имущества осталось в его ведении: конспиративная квартира в Сокольниках, два не слишком новых и не слишком шикарных автомобиля и два мотоцикла в отдельном, не при штаб-квартире, гараже, кой-какое оружие, законное и не очень, приличная сумма денег — и всяческие связи. Ну и, разумеется, имущество «Аргуса»… какой-то бес-хранитель толкнул его тогда в бок и нашептал, что все оборудование, завезенное сюда, следует в бумагах провести как проданное… а это еще тридцать тонн баксов…
— Так мы, может, поедем, а? — вновь попросил Марков. Кажется, ему не хотелось покидать этот дом.
— Давайте сделаем так… — начал было доктор, но снова зазвонил телефон — теперь у него в кармане.
Это был Крис. С голосом, не терпящим возражений.
Доктор выслушал его, молча сложил телефон, сунул мимо кармана, потом еще раз, потом попал.
— Где наш негр Вася? — спросил он Коломийца.
— В гараже, мабуть, где ж еще? Гарный хлопец, прижился, метет, моет, протирает… А что?
— Похоже, Крис нашел его обидчиков…
Дача — именно старообразная дача, а не новорусский дворец в стиле «тюремок», которыми, как поганками после дождя, враз покрылось все Подмосковье, — с флюгером в виде дельфина стояла несколько в стороне от Молоковского шоссе. Мимо дачи в сторону леса проходил грейдер, и возле съезда с шоссе стоял старенький павильон автобусной остановки. Оттуда многое можно было рассмотреть… Аккуратный деревянный заборчик цвета раздавленной сливы частично скрывал от посторонних взглядов дачный участок, оставляя открытым сам дом, обширную веранду и большой серый морской контейнер, притороченный к дому сзади. Окна дома были открыты, легкий ветер развевал тюлевые — или даже марлевые — занавески от мух…
— Буколика… — опустив бинокль, проворчал Крис и повернулся к Джеймсу-»Васе». — То место?
Вася судорожно кивнул. Был он, бедняга, совершенно сер и покрыт мелкими росинками пота.
— А ты что скажешь, Женя?
— Напоремся на что-то, — уверенно сказал Коломиец. — Уж слишком беззащитно выглядит.
— Мы тут не высидим ничего, — Ираида мотнула головой, раскинув волосы по плечам. — Надо отправить разведку. Меня.
— Нет, — сказал доктор. — Не годится.
— Вы же все будете поблизости, — сказала Ираида. — Так ведь, дядя Женя?
— Поблизости — не рядом… — протянул Коломиец. — Но вообще-то мысль разумная. Под каким соусом ты там покажешься?
— Машина сломалась. Чего проще…
— Годится, — сказал вдруг Крис. — Женя, ты будешь в машине. Сзади, незаметно. Поместишься… Вася, ты тоже там сиди, но из машины не высовывайся даже. Не обижайся, но… ты ведь сам не знаешь, как себя поведешь? Мы с доктором засядем вон в тех кустиках, слева, а тебе, Рифат, придется дать крюка и подойти к домику с тыла. Там, я смотрю, тоже заросли… и вон еще крыши какие-то и трубы… Короче, полчаса хватит?
— А потом что? Задача какая?
— По обстоятельствам. Побежит кто-то из дома — хватать. Ираида заорет — бросаться. Мобильник у тебя есть? На вот мой, будут изменения — позвоню…
— Хороший план, — с уважением сказал Рифат. — Продуманный.
Ираида попала в калитку со второго раза — и то лишь потому, что крепко взяла себя в руки и заставляла на каждом шагу: не сворачивать… не сворачивать… прямо! Прямо!!! Ну!..
И с немалым напряжением сил и ловкости — словно взбиралась на ледяную горку — она коснулась калитки, потянула ее на себя, потом толкнула… мир опять хотел повернуться градусов на девяносто, но она удержала его широко расставленными ногами… калитка хлябнула, и чудеса вдруг остановились. Ираида стояла на дорожке, мощенной желтым ломаным кирпичом.
Две скамейки, справа и слева, соединенные металлическими арками, еще не обвитыми ни хмелем, ни виноградом… Путь вперед лежал под этими арками между пустых беленьких и чистых скамеек… и Ираида вдруг почувствовала, что проходить между этими скамейками нельзя. Как если бы на них дремали призраки… Не требуя от себя отчета, почему ей блазитсятак, а не иначе, она свернула на газон, стриженный давно и кое-как. Под ногами хрустнуло стекло.
До веранды было шагов двадцать, но почему-то показалось — очень много.
Дверь, как и окна, была открыта. Белая занавеска — старый истрепанный тюль — втянулась внутрь дома вялым пузырем. Ираида постучала по косяку двери костяшками пальцев — и вдруг отдернула руку. Сердце екнуло.
Нет, показалось…
Косяк был недавно покрашен — но обычной масляной краской.
Она постучала еще раз:
— Хозяева!
Никто не отозвался.
— Можно войти?
Вроде бы какой-то звук…
Ираида откинула занавеску и вошла — так, чтобы никто не заподозрил в ее робкой и почти просительной позе напряженного ожидания удара и готовности разить в ответ.
Барон Хираока называл эту позу так: «Змея, обвившая ветку расцветшей мимозы».
Ей вдруг — впервые за все московские месяцы — захотелось к барону, в его лесной дворец…
Все внутреннее пространство дома было едино, и лишь непривычного вида кирпичная беленая печь — узкая, длинная и высокая — делила это пространство на три условные комнаты. Или на две. Или на две комнаты и кухню. Неизвестно, как это все воспринимали хозяева: сами они никак не обозначили свое понимание пространства.
Пол был голый, два стола и диван жались к стенам, а стулья не слишком аккуратными пирамидами возвышались на них — и нормально, и кверху ножками. Так выглядит квартира, где то ли собрались белить потолок, то ли вымыли полы.
Но полы здесь не походили на только что вымытые. Валялись цветные клочки целлофановых упаковок, раздавленные пивные банки, сальные бумажки. Несмотря на сквозняк, угадывался аромат тухловатой рыбы. Ираида, стараясь двигаться мягко, подошла к печке и остановилась. Теперь ее взгляду были доступны все уголки помещения.