Посох Времени
Шрифт:
Споры или обсуждения законов между крестьянами были даже более частыми, нежели простой разговор о погоде. Всё, что было записано: имя человека, закон, послание, судебная тяжба, даже стихи, становилось пищей для жаждущих утвердить своё самомнение в спорах с соседями. Даже стиль начертания любого символа разбирался и трактовался столь глубоко, что по нему спорящие стороны обсуждали уже не столько смысл записи, а настроение писавшего её и диктующего.
Приверженцы философии Мин-цзя были бесконечно горды собой, хотя на самом деле, силами Круга магов, они, как и все аримы, пребывали в мареве глубочайшего невежества. Безспорно, хитрые и изворотливые умы: Шахара, Хагая, Нахшона, Амирама, Барака и Ареэля чего-то стоили, но и они достаточно часто совершали такие откровенные нелепости в поступках или словах, что это только чудом оставалось незамеченным. То ли это сказывалась пелена авторитарности, то ли желание самих аримов переложить груз ответственности на кого-то другого - неизвестно, однако магам Круга верили, несмотря ни на что.
Казалось бы, это такие разные течения, порой состоящие в полном неприятии друг друга: Дао и Мин-цзя, а как только по ту сторону холма появлялся Хагай, Мин-цзя ему кланялись и приветствовали, как великого мудреца, сопровождая до самой дорожки к дому уважаемого Шахара. Дальше им пути не было, ведь на неё полные мыслительной мудрости камни и прилегающие к дому Учителя земли местный люд мог ступить своими невежественными ногами только в самом крайнем случае.
Хагай поблагодарил сопровождавших, и побрёл к дому Шахара в одиночестве. Заснеженные кусты, окаймляющие тропинку, у двери дома Старейшины Круга магов расходились в стороны, будто массивные мраморные балясины. Порог и площадка у входа были прибраны. Дао гулко потоптался у порога, стряхивая налипший на сапоги снег и постучал. Хозяин долго не открывал, хотя слышно было, что он недалеко от двери и с кем-то разговаривает.
Хагай постучал повторно. Того, что говорили в доме невозможно было разобрать, однако по интонации было понятно, что приходом гостей были недовольны. Подмёрзшая дверь скрипнула и приоткрылась. Шахар не спешил выглядывать из тёмного проёма. Заметив Дао, он осторожно окинул взглядом пространство вокруг дома:
— Ты? — удивлённо спросил Приобщённый и снова стал озираться. — Проходи…, — наконец, бросил он, открывая дверь и стараясь ускорить нежданного гостя.
В тёмной, усланной циновками прихожей, было непривычно чисто. Совершая принятый в Круге ритуал уважения к принимающему дому, гость отметил это сразу. Разувшись и, разложив у входа обувные онучи, как этого требовала традиция, Хагай увидел справа от входа ещё пару сапог. Глядя на них с полной уверенностью можно было сказать, что их хозяин изведал множество путей.
Шахар отодвинул в сторону «скользящую» дверь, приглашая подчинённого ему мага в гостиную. За отвлекающим пологом идеального порядка и чистоты вошедший вглубь дома Хагай даже не сразу заметил, что на полу за коротконогим хозяйским столом сидит человек в одеждах гаонов[157] с наброшенным на голову капюшоном. Куратор Дао даже не мог вспомнить, когда в последний раз он встречал кого-нибудь из них. Тем временем хозяин жилища задвинул за вошедшим легкую створку и жестом пригласил его к столу. Хагай, стесняясь того, что прервал трапезу гаона, стал напротив.
— Адони[158], — с вкрадчивой торжественностью тихо представил главу течения Дао седовласый Шахар, — это Хагай…
— М! — оживился первый гость, — надо же, как вовремя…
Хозяин с достоинством поклонился и представил гаона:
— Пред тобой посланный к нам Зикней ам, Кореш[159] «Евер-Нахаш». Его имя Сирах бен Мойше. Ему будет дано взять в руки Посох…
Клубок пятый
То, что вкушал Сирах бен Мойше, отбило аппетит даже измотанному дорогой путнику. Хагай понятия не имел, что это за «изысканное блюдо» помещалось в миске высокочтимого посланца Зикней ама, но выглядело это просто омерзительно. Справедливости ради нужно сказать, что звать к трапезе утомлённого Дао никто и не торопился. Вместо угощения Шахар завёл с ним какую-то безсмысленную беседу на всё то время, пока «Евер-Нахаш» спокойно и размеренно проглатывал …что-то скользкое, похожее на кишки. В комнате ощутимо пахло змеиным ядом. Слушающий пустую болтовню хозяина Хагай то и дело посматривал в сторону гаона. «Возможно, — думал он, — этот сутулый ходок просто пользуется притираниями с ядом? Кто его знает? Выглядит он как больной, но, с другой-то стороны, какой больной смог бы запросто отмахать такое расстояние…»?
Целиком сосредоточившийся на пожирании «кишок» Сирах не обращал на присутствующих никакого внимания. Выглядело это так, будто он не насыщается, а совершает как некий странный обряд. Хагай имел множество посвящений и хранил в связи с этим в своей памяти огромный опыт участия и приобщения к разного рода странным, даже страшным обрядам, «но, — улыбнувшись про себя, заключил Дао, — такого, я что-то не припомню».
Тем временем гаон насытился и встал. Шахар тут же принялся убирать со стола его миски и, как нив чём ни бывало, продолжал рассказывать что-то совершенно не заслуживающее внимания.
Хагай украдкой бросил взгляд в сторону повернувшегося к нему спиной «Евер-Нахаша». Дыхание Дао невольно приостановилось. Тёмное, древнего покроя платье гаона, в месте, что чуть пониже спины вдруг вздыбилось и зашевелилось.
— Они будут к ночи, — сказал Сирах на языке их родины, и только это слегка разбавило оцепенение оторопевшего Хагая. — Мне нужно отдохнуть, — продолжил гаон, — где я могу лечь?
Шахар угодливо сопроводил посланца Зикней ама к бамбуковой кровати в дальнем углу дома, где не раз ночевал и сам Хагай, и другие гости мага Мин-цзя. Сирах откинул назад капюшон, являя абсолютно лишённое растительности лицо и лысую голову. Маг Дао даже подпрыгнул от неожиданности. Затылочная часть черепа «Евер-Нахаша» сильно выдавалась назад и вверх, что было присуще только ануннакам[160] – божественным сущностям. Большие, слегка оттянутые к вискам разрезы глаз говорили о том же. Пребывающий в неопределённом состоянии Дао почувствовал, как у него похолодели ноги.
Тем временем хозяин жилища вытащил из угла ширму из разрисованной тростниковой соломы и отгородил ей прилёгшего отдохнуть Сираха. Заново наскоро сервировав коротконогий стол, Шахар жестом пригласил пребывающего в прострации коллегу к скромному ужину.
Вначале вкушали молча. В голове у Хагая никак не укладывалось, что новость, с которой он так спешил сюда, может сама собой отойти на второй план. Когда же безмолвное оцепенение отступило, он всё же первым решился начать разговор:
— Ты догадываешься, — тихо спросил он, — по какой причине я пришёл?
Шахар кивнул, задумчиво покосившись в сторону ширмы.
— Нашли? — задал он ненужный вопрос, поскольку наверняка знал ответ.
— Да, — ответил Дао, — в пещерах возле х’Арийского моря.
— Мы так и думали…
— Мы?
— Да «мы». — Продолжая оставаться абсолютно невозмутимым в такой …, мягко говоря, непривычной обстановке, ответил Шахар. — Посох дело рук божественных созданий, а потому я и ты здесь только помощники всемогущим ануннакам.
— Помощники…, — тихо пробубнил себе под нос Хагай, — скажешь тоже. Они же Боги, разве им нужны помощники?