Посредник
Шрифт:
— Что-нибудь серьезное? — спросил Фонтильяс из чистой вежливости. Ему в этот момент вообще хотелось бы исчезнуть из зала.— Не может быть! — скорее даже не вскрикнул, а взвыл Сала. Он тут же стал весь багровый и, казалось, оцепенел. Руки у него дрожали. На первой полосе крупными буквами был набран заголовок: «Хуан Сала — второе звено в цепи». И под ним, шифром помельче: «Афера со светящимся маслом». Текст статьи был украшен крупной фотографией коммерсанта. Статья была подписана Алексом Комасом.
Сала с ужасом смотрел на газету. Фонтильяс быстро пробежал глазами верхние строчки: «На данный момент удалось выяснить лишь имена тех, чьими руками непосредственно осуществлялась афера. Однако мы вправе с полным основанием
Два часа спустя Монтсе со своей дочерью Хуаной входили в старинные тяжелые двери нотариальной конторы на Пасео-де-Грасиа; наверху, у нотариуса, их дожидались Тена с Салинасом. Они уже несколько минут как находились здесь, в крошечном зале, стены которого были увешаны обрамленными в рамки документами, писанными старинной вязью, а пол покрыт темно-коричневым ковром.
— Слава богу, — сказал Тена, — что нам удалось организовать все это вовремя, да так, что мой тесть об этом не узнал, иначе он разрушил бы наши планы. Он из тех, кто предпочитает пойти ко дну вместе с чадами и домочадцами, но не уступить ни пяди. Правда, в последнее время он слишком был занят своими делишками, так что ему было не до того, что происходит вокруг, — в эти дни он ни разу даже не видел Монтсе... то есть, я хотел сказать, мою тещу, — не то что с ней поговорить.
— Нам пришлось крепко потрудиться, — ответил Салинас, — время не ждало, а богатство Монтсе Фликс велико — пришлось оформить целую кучу документов.
— Да, события теперь словно понеслись вскачь. С моим тестем покончено: прочтя статью в «Эль Обсерадор», он лишился дара речи в буквальном смысле, и боюсь, что рассудок его в опасности. — Тена продолжал свой монолог, обращаясь к Салинасу, молча слушавшему врача. — Хорошо, что мы успели вовремя оформить раздельное владение имуществом, иначе моя теща потеряла бы все, чем владеет...
Появление в зале матери с дочерью прервало этот поток рассуждений. Салинас усадил их на диван, попросив подождать, а сам вошел в кабинет нотариуса сообщить ему, что все в сборе. Несколько минут спустя в дверях появился долговязый лысый нотариус. Он учтиво поздоровался со всеми и попросил клиентов пройти в зал заседаний, в центре которого стоял огромный палисандровый стол. Усадив всех по местам, нотариус сел на председательское место и придвинул к себе стопку документов, отпечатанных на гербовой бумаге.
Затем он медленно и внятно стал зачитывать вслух сакраментальные фразы, после которых приглашенные должны были подписать бумаги. Так огромное состояние, накопленное несколькими поколениями, должно было вновь переменить хозяина.
Чтение документов нотариусом продолжалось довольно долго. Весь этот ритуал напоминал грегорианскую мессу — не только из-за того, что юрист монотонно бубнил положенные в таких случаях слова, сколько из-за того, как торжественно они звучали, а также из-за помпезности всей обстановки. Наконец, государственный нотариус, одновременно глядя на всех сразу и ни на кого в отдельности, предложил заинтересованным лицам подойти подписать бумаги, согласно которым Монтсе уступала свое богатство Тене, отныне становившемуся его хозяином. Это было явное нарушение старинных написанных правил в Каталонии, которые предписывают передавать наследство из рук в руки только после кончины владельца, причем обязательно прямому его наследнику, связанному с ним кровными узами. Тена уже стал доставать из внутреннего кармана пиджака шариковую ручку, чтобы подписать документы, когда Монтсе Фликс, с рассеянным видом слушавшая церемонию, словно встрепенулась и внезапно сказала:
— Сеньор нотариус, я внимательно выслушала вас. Мне кажется, что все сделано очень правильно, за исключением одного пункта… — Салинас и нотариус, удивившись, переглянулись — не так уж часто бывает, что в тот момент нотариальной церемонии, когда осталось только подписать бумаги, кто-то просит внести в них изменения. Это было так же странно, как если бы в самый разгар ритуала бракосочетания, когда только осталось сказать «да», жених и невеста принялись бы оговаривать условия заключения брачного союза.
— Поправку эту внести очень легко, — продолжала Монтсе. — Я попрошу, чтобы все движимое и недвижимое имущество было передано не доктору Хорхе Тене, как сейчас указано в проекте документов, а моей дочери Хуане... — Воцарилась глубокая тишина, ее через несколько секунд вновь нарушил голосом Монтсе. — Я настаиваю на этом, чтобы обеспечить будущее Хуаны. Доктор Тена и в таком случае не будет ни в чем нуждаться. А согласись я сделать его владельцем всех благ нашего семейства, у меня не было бы полной и окончательной уверенности в будущем моей дочери.
После этого Хуана подписала бумаги с уверенностью и четкостью, которых никто от нее не ожидал. За несколько минут из испуганного зверька, которым всегда выглядела дочь Салы, она превратилась в полноправную обладательницу всего состояния семейства Фликс.
Выйдя из нотариальной конторы, Монсе извинилась перед остальными, сказав, что хочет побыть одна. Ничего не объясняя, она направилась в художественный салон, где должна была вот-вот начаться церемония присуждения поощрительной премии молодым художникам — премия представляла собой годичную стипендию для изучения живописи в Париже. У входа Монтсе показала портье приглашение и тут же смешалась с пестрой публикой, битком заполнившей зал. Ее как будто никто и не заметил — лишь председатель жюри обменялся с гостьей заговорщическим взглядом. Монтсе уселась в уголке и внимательно следила за всем происходящим. Наконец имя победителя конкурса молодых художников было объявлено — им оказался робкий юноша с лицом, украшенным редкой бородкой. Он так и не узнал, что вот уже несколько лет Монтсе, совершенно неприметно стоявшая среди публики, следуя старой традиции каталонской буржуазии, занимается меценатством: именно она финансировала премию и поездку победителя. Знал об этом только председатель жюри, который без всякого отчета перед другими его членами получал на руки чек, поступавший к нему с одного из частных счетов Монтсе. Сидя в углу, куда с трудом проникал слабый свет, она словно забыла обо всем окружающем ее мире, наслаждаясь свой тайной. Глаза ее блестели.
Мадрид
Поговорив по телефону с Лондоном, Салинас повесил трубку с полной уверенностью в том, что Корнхилл сумеет разыскать для него данные о банковских счетах Белли, Ланси, Лафонна и Салы, даже если те значатся под чужими именами. К тому же англичанин заверил его, что и у страховой компании «Рамблерс», сыском в которой он заправлял, также имеются основания для повышенного интереса к этому запутанному делу, и он желает внести в него полную ясность.
На столе адвоката лежала газета «Эль Обсервадор» со статьей Алекса Комаса, в которой тот высказал свою гипотезу по поводу аферы с маслом. Появление статьи вызвало большой переполох даже в правящих кругах страны, весьма чувствительных к любым скандалам, связанным с фальсификацией продуктов, так как они тут же вызывали живейшую реакцию не только среди оппозиции, но и среди самых широких кругов общественности. Алекс время от времени позванивал Салинасу по телефону, держа друга в курсе того, как реагирует на статью тот или иной влиятельный представитель политических кругов — из его сообщений следовало, что публикация в газете вызвала в ряде министерств эффект неожиданно взорвавшейся бомбы.