Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли
Шрифт:
И сакральная логика премодерна, и рациональная индивидуалистическая логика модерна упразднятся в пользу ироничной фактичности существ постмодерна, которые станут ожившими фигурами анекдотов, получившими плоть больными фантазиями несмешных юмористов. И если у всех монстров, уродов и кастратов Традиции были вполне понятные роли, цели и миссии, и эти процессы протекали в узком секторе сакральной элиты (или на «границах империи»), то в постмодерне карнавалом пер-вертов заполнится весь антропологический пейзаж, и никто из этих «новых существ» («новеньких существ») не сможет больше объяснять, кто он такой, зачем он такой и почему он таким стал. Хотя, вместе с тем, извращение будет каким-то образом понятно всем и составит новый язык, намеки на который мы видим в некоторых фантастических сериалах, где речь идет
Завтра уже наступило: legacy of postmodernity
Когда мы с вами говорим о времени, о том, когда это наступит,очень важно понимать, что в парадигмальном смысле завтра уже наступило.Это «наступило» и с философской точки зрения есть абсолютно свершившийся факт. Дело в том, что переход к этой парадигме осуществлен.Он уже свершился, произошло это буквально на наших глазах — в 90-е годы XX века и в начале нового тысячелетия.
Точно так же можно было недоверчиво ждать двести с лишним лет после первых текстов Вольтера и Руссо, после Французской революции, чтобы, наконец, увидеть триумф рациональной науки, полеты в космос и попытки построения коммунизма на одной шестой части суши. Но можно было и не ждать,осознав заранее всю глубину того, что отныне ожидало человечество. Тогда, в эпоху Просвещения была пройдена важнейшая, решительная, фатальная черта: парадигма модерна стала преобладать над парадигмой премодерна.Да, парадигма модерна до сих пор еще не покорила до конца Восток, не обработала даже нас как следует, несмотря на гигантскую цену, что мы заплатили за модернизацию. Мы все равно еще не осознали модерна глубоко, а другие народы — тем более пока не все поняли. И все же сущностно произошло именно то, что называется в английском языке сменой «legacies».
Legacy of modernity уступила свое место legacy of post-modernity.Это очень тонкий сдвиг — философский, пара-дигмальный сдвиг. Началось время постмодерна, история кончилась, завтра уже наступило.
И в этом отношении не важно, когда те тенденции, те «цветы», которые вырастают сейчас, станут «плодами». Самое интересное в том, что мы живем в эпоху фазового перехода,и специфика этого фазового перехода состоит в том, что мы видим, как нечто чудовищное, страшное, противоестественное совершается на наших глазах, но мы уже ничего не способны в этом изменить,потому что те тенденции, которые развиваются здесь — от человека модерна к постчеловеку постмодерна — являются тенденциями парадигмального качества. Мы все живем под ними;не мы их придумываем, нас, в конечном счете, никто и не спрашивает, приходить некоей парадигме или нет — это решено за нас.Это фундаментально, потому что мы сами — производное от парадигмы, ее испарения, и поэтому бесполезно заклинать родную ночь остаться: новый и чуждый нам день уже брезжит. Это неприятное утро,но оно неизбежно.
Постмодерн — «Пусть говорят»
Здесь я позволю себе небольшое отступление. Не так давно я участвовал в программе «Пусть говорят» Андрея Малахова на первом канале. То, что я там увидел, меня фундаментально поразило. Я думаю, что эта передача может послужить даже учебным пособием нашего курса, поскольку она представляла собой, фактически, введение в парадигматику постмодерна. Кто смотрел, знает, о чем я говорю, кто не смотрел, тем я расскажу в двух словах.
Начиналась передача с того, что девушка из Санкт-Петербурга пятнадцати лет, Маша Шрайбер, толстенькая симпатичная девушка, подавала в суд на Чарльза Дарвина. Уже сама постановка вопроса — как минимум необычна. Но это только начало. Когда я пришел в студию, в гримерке увидел очень странных людей. Такое впечатление, что это было некое фрик-шоу, все участники которого имели какой-то сдвиг, какое-то отклонение. Стареющий
И вот началась программа. Оказывается, участники делились строго на две части: одни — сторонники Дарвина, другие — его противники. С правой стороны сидели противники Дарвина, среди которых был папа девочки Маши Шрайбер, владелец рекламного агентства. В общем-то, быстро стало ясно, что он выполняет рекламный заказ, выставив свою дочку нападать на Дарвина. Сидел священник из Санкт-Петербурга, который, как выяснилось в ходе программы, и является заказчиком всего мероприятия. Еще присутствовала пиар-группа, называвшаяся «Духовное наследие» (!), через которую происходили трансакции между священником и папой девочки. Казалось, что девочка является главным действующим лицом программы. Меня подсадили к группе противников Дарвина.
С другой стороны сидел взбудораженный рок-музыкант Мазаев, директор музея Дарвина, два сумасшедших неквалифицированных человека и некто Вассерман. Он был похож на бомжа, но, оказался «знатоком», человеком, который всё знает — из телевидения. Его ноги и руки были перевязаны кожаными ремешками, отдаленно напоминающими еврейские тифилимы, но имеющими не ритуальное, а какое-то геолого-разведочное значение. К ним были присоединены ножи, фляжки, какие-то консервные банки.... То есть у него всё было при себе по принципу — «omnia me a mecum porto». Огромная бородища, он всё знал. Также привели какого-то расиста, автора текста «Расовый смысл русской идеи» из Госдумы, а с ним была еще группа абсолютно сумасшедших неонацистов, которым, правда, слова не давали, но которые всем своим видом поддавали жару.
Для затравки девочка сказала: «Я подаю в суд на Дарвина, потому что человек не произошел от обезьяны». В зале сидело огромное количество бабок, которые начали улюлюкать, выкрикивая: «Да что ты понимаешь в Дарвине!..» А она отвечала: «Ну, посмотрите на меня, я же не похожа на обезьяну?» Бабки закричали: «Похожа! Похожа!» Когда дело дошло до священника, он сказал: «Вот было зверочеловечество, а теперь богочеловечество...» Ему заорали: «Оплачен! Оплачен!» Над этим с неописуемо нервно-спокойным выражением лица высился Малахов.
К одной бабе, которая слишком много орала, он подошел и сильно треснул своими бумажками по лбу. «Прекрати орать, скотина», — прошипел он ей. Это было только начало.
Музей Дарвина закричал: «Если Дарвин не прав, то зачем ему музей?!» А Мазаев очень агрессивно заявил, что, в принципе, всем нужно заниматься спортом, а девочку оставлять на второй год. Напомню, все это было обсуждением того, прав Дарвин или не прав.
Попробуем, оторвавшись от захватывающей сцены, помыслить, о чем все же шла речь по существу. Из парадигмы премодерна (в ее монотеистической версии) основанной на креационизме, вытекает, что человек создан Богом. Обоснование этого лежит в той же плоскости, в какой вся эта парадигма в целом. Парадигма монотеизма основывается на вере, выводится из веры и доказывается верой, и, следовательно, факт тварности человека есть факт веры. Поскольку вся парадигма такова, то ни один ее конкретный момент — например, антропология — по определению, не может быть опровергнут обращением к иной парадигме, так как последняя не имеет в пределах религии никакого авторитета и выстроена целиком и полностью по совершенно иным законам.
Парадигма модерна основана на систематизации данных человеческого рассудка и эмпирических исследованиях; и то и другое обобщено в современной науке. Рассудочные умозаключения и научные опыты, обобщенные в дарвинской теории, описывают совершенно иную реальность, где человек создался как-то сам по себе, самовозникновением, пройдя стадии эволюции от амебы через рыбок, ящериц вплоть до обезьянок, пока не стал человеком.
Обе модели происхождения человека находятся каждая на своем месте в своихпарадигмальных контекстах.