Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли
Шрифт:
Философское осмысление субъекта в постантропологическом пейзаже
Картина постчеловеческого завтра, которое уже наступило, которое уже есть постчеловеческое-завтра-сегодня (о поствремени мы еще будем говорить), не может не ужасать и не отвращать.Но чтобы сказать постмодерну «нет», эмоций недостаточно. Это очень принципиально: о наших эмоциональных состояниях и о наших этических оценках нас просто никто не спросит.Они будут бесконечно малым шумом.
Если мы начинаем выступать противпарадигмы постмодерна с позиции парадигмы модерна или с позиции премодерна, например,
Мы видим на практике, как вызов исламизма — яркое исламское отвержение постмодерна со стороны премодерна — постепенно сам становится частью постмодерна.И постмодерн не только не боится этого, он приветствует это, он живет этим, он абсорбирует это, он принимает это в себя и легко превращает в тот же самый развеселый, чудовищный и зловещий балаган, в который он превращает все остальное.И в конечном итоге, разница между сериалом про Бен-Ладена, новостями про Бен-Ладена из «Аль-Джазиры» и, например, фильмом Таран-тино «Бешеные псы» размывается, поскольку всепроисходит в виртуальном пространстве, и люди думают: а действительноли есть Бен-Ладен или нет? А действительноли эти здания Всемирного Торгового Центра рухнули или это снято в Голливуде? А, может, их вообще никогда не существовало?
И дальше возникает вполне постмодернистическая «теория заговора», согласно которой «реальности вообще нет», ее отчаянно глючит. Квентин Тарантино это и есть Бен-Ладен, а Бен-Ладен — это голливудский актер, которого снимали где-то в Большом Каньоне. «Действительно»в постмодерне только то, что показано по телевидению, а «значит» только то, что «виртуально».Пропорции между событием и информацией о нем меняются местами. Информация теснит событие, а потом и вовсе его заменяет собой.
Франция всегда была оплотом парадигмы модерна. Эта страна и ее культура отчаянно бьются за светскость и идеалы Просвещения. Выступают против хиджабов в школах и за право журналистов печатать антирелигиозные карикатуры. Они упорствуют: «Мы будем отстаивать Руссо, Дидро, Вольтера, мы будем отстаивать светскость и свободу индивидуума...» Но и это не помеха постмодерну: он берет все— и антирелигиозные карикатуры, и религиозные карикатуры, и исламистов, и Бен-Ладена, и Тарантино, и тех, кто хотят Вольтера, и тех, кто не хотят Вольтера, и тех, кто не знает, кто такой Вольтер. Всех берет постмодерн, совершенно запросто, всем дает возможность высказаться, оставляя за собой только одно право — нарезать это в клипы, как ему вздумается. Единственная задача и смысл постмодерна, чтобы все это было без начала и без конца— фрагмент речи Бен-Ладена, фрагмент статьи Бодрийяра, фрагмент анекдота Вольтерa, короткий кусок порнофильма, улыбка Наоми Кэмпбэл, визг Мадонны, а теперь — наконец-то!— реклама. И всем все ясно.
Как писал Жан Бодрийяр, празднование двухсотлетия Французской революции, Bicentenaire, заменило в сознании французов саму Французскую революцию: теперь все ведут счет эпохи не от Французской
Отсюда произрастает культ актеров в современном обществе — люди забывают, что актеры просто играют какую-то роль.Эта роль настолько к ним прилипает, что большинство всерьез воспринимает их за их героев, пишут им письма, просят не убивать Донну Розу в следующей серии.
Смешение реальности и виртуальности — характерное свойство постмодерна.
Конечно, из постантропологического кошмара есть и иной выход,но он очень непростой и потребует чрезвычайного интеллектуального усилия.Этот выход будет описан в следующих лекциях, когда речь пойдет о Радикальном Субъекте.
Вопросы и ответы:
Вопрос:Какую роль Вы играли на упомянутой передаче Малахова?
Ответ:Действительно, я над этим тоже задумывался. Меня пригласили как «философа-эксперта», причем вначале поинтересовались, я — «за» Дарвина или «против». Я сказал, что думаю. Мне ответили, что это хорошо, что мне на правую сторону.
Я полагаю, что меня пригласили как неангажированного наблюдателя, но сверхзадача устроителей была, видимо, в том, чтобы я придавал «убедительности» сторонникам Маши Шрайбер вопреки ее противникам-дарвинистам. Но показательно, что постмодерн не исключает даже тех, кто вскрывает его сущность и может причинить ему боль, нарушив его игру. Он всех включает...Понятно, что в этой передаче и зрители, и ее участники, и Малахов, и гости, и те, кто помогал снимать фотографии бесов, и те, кто делал макияж гостям — все являются симулякрами. Но присутствие человека, понимающего, что происходит, не отменяет весь идиотский хоровод, а напротив, как бы, «фундаментализирует» его. Это своего рода метафизический перец, добавленный в идиотский салат виртуальности.
Когда среди симулякров появляется несимулякр, то, поскольку он не может заведомо там появиться, то он отчасти сам становится симулякром. В этом и есть, возможно, бессознательная ирония Малахова. Помещение серии симулякров на одну линию кресел со свидетелем симуляции означает тонкую метафизическую работу — высший пилотаж — с произвольным распределением ролей в этой страшной среде, называемой виртуальностью.
Матрица настолько сильна, что может позволить снять фильм, разоблачающий ее суть. И с другой стороны, там — на передаче — был не совсем я, это был мой виртуальный двойник, теле-Дугин. Нечто страшное...
Вопрос: Понятно, что в премодерне психология не нужна как таковая, в модерне она является еще одним доказательством существования реальности. Как быть с психологией в постмодерне?
Ответ:В постмодерне появляется постпсихология. Постпсихология связана с дивидуальностью. Человек в модерне представлял собой некое единство, некий «геш-тальт», цельность, которую можно было анализировать с точки зрения психологии: инспектировать, разлагать, совершенствовать, развивать и вообще каким-то образом с ней взаимодействовать как с «единицей». Сейчас, поскольку нет этой цельности, то психология лишается традиционного предмета изучения. У симулякра нет психологии.Симулякр выступает случайным и непостоянным набором сразу нескольких единиц, причем всегда на одну единицу меньше(как говорит Делез), единицы-то как таковой в постмодерне нет. В такой ситуации психология утрачивает свой стержень, состоявший в исследовании индивидуальности и коррекции индивидуальности, если ее цельность и рассудочная упорядоченность слабнет (речь идет о психотерапии и психиатрии). Индивидуальности нет, непонятно, что изучать и что лечить, и, тем более, как лечить.