Поступь Слейпнира
Шрифт:
— А к чему такие сложности? — не понял Вадим.
— Не получив такого разрешения, я не был бы допущен к обряду и не стал бы мужчиной. Но самое главное — мне никогда не позволили бы жениться. А нет ничего хуже, чем умереть бездетным. Это значит, что человек не оставил после себя ничего.
— Человек после себя может оставить не только детей, — пожал плечами Вадим. — Есть великие мастера, создающие настоящие шедевры различных искусств. После них остаются их творения.
— Да, но кому он передаст своё мастерство? Кого обучит приёмам своей работы?
—
— Может. Но ученику не передашь своё имя и свою кровь. Мы возрождаемся в своих детях. Это и есть круговорот жизни, — философски изрек купец.
«Выходит, я в той своей жизни не смогу возродиться, — растерянно подумал Вадим. — Ушёл, чтобы больше никогда не вернуться. И даже вспомнить некому».
Эта мысль пронзила его, словно кинжал. Вадим замер, боясь пошевелиться. Заметив перемену его настроения, Ширваз замолчал и, внимательно посмотрев на него, осторожно спросил:
— Кажется, мои слова обидели тебя. Если это так, то я готов принести тебе свои самые глубочайшие извинения, друг мой. Поверь, это было сделано исключительно по незнанию, а не по злому умыслу.
— Нет, ты здесь ни при чём, почтенный Ширваз. Это только моя боль, — ответил Вадим, справившись с собой. — Боюсь только, что побывать у тебя в гостях нам не удастся. Из Новгорода мы отправимся дальше на север. Так что повидать настоящий танец персидской красавицы у меня не получится.
— Вот как? А я надеялся, что вам будет выгоден долгий договор, — растерянно протянул купец.
— В другое время и при других обстоятельствах так бы и было. Но у нас есть дело, которое мы должны сделать, и это очень важно. Именно поэтому мы искали человека, идущего на север, а не в другие места.
— Я должен был догадаться, — грустно улыбнулся Ширваз. — Что ж. Кто может знать помыслы богов?
— О чём ты? — не понял Свейн, наконец-то услышавший их разговор.
— О том, что вполне может сложиться так, что вы и ваши воины всё-таки окажетесь в моём доме. Гостями, — улыбнулся купец.
— Полсотни здоровенных бойцов за седмицу пустят тебя по миру, — рассмеялся капитан. — Сам видишь, прокормить нас довольно сложно.
— Я не настолько беден, чтобы разориться, приняв несколько десятков гостей. Отары моих овец бродят по степи, и я даже не знаю, сколько именно их. Так что мясо и вино вам будут выставлены без счёта, — рассмеялся купец.
— А что ещё нужно мужчине? — рассмеялся в ответ Юрген. — Хорошее вино, вкусное жаркое, красивые женщины. Ради этого мы и живём. К чему копить богатства?
— Чтобы позволить себе хорошее вино, вкусное жаркое и красивых женщин, — в тон ему ответил Ширваз.
— Всё это, друг, воин должен брать своим мечом. Только так и не иначе, — возразил кормчий, от избытка чувств грохнув кулаком по столу.
— Воин — возможно. Но что делать тому, кто не умеет обращаться с оружием, а знает только счёт и письмо? Умеет покупать и продавать? — иронично усмехнулся купец, выразительно похлопав себя по солидному животу.
— Развязывать кошелёк и молиться,
— Он стал ясновидящим? — растерянно спросил Вадим у капитана.
— Не обращай внимания, брат. Наш кормчий слишком часто задумывается о странных вещах, — отмахнулся Свейн.
— Я не могу согласиться с тобой, друг мой, — между тем отвечал купец. — Что плохого в том, чтобы зарабатывать себе на жизнь, никого не убивая? Без опасности быть убитым самому?
— Воин зарабатывает своим мечом, — упрямо повторил Юрген.
Вадиму было что ответить на слова купца, но даже сквозь хмельной туман он ни на секунду не забывал о тайне своего появления в этом мире. Тронув перса за рукав, он задумался и, собравшись с мыслями, медленно заговорил:
— Вся беда в том, что человеческая жадность не знает границ. Я вполне допускаю мысль, что ты сам хорошо платишь своим работникам и заботишься о них. Но представь, что станет с людьми, когда к власти придут те, кто умеет только делать деньги. Кому плевать на других. Те, для кого центром мироздания будет их кошелёк. Что тогда станет с этим миром?
— Ты рисуешь страшные картины, друг мой, — растерянно ответил купец после недолгого молчания. — Но как ни грустно это сознавать, ты в чем-то прав. Я и сам знаю многих, кто готов за золото продать всё, даже собственных детей. Это страшно признавать, но это правда.
— И какой тогда выход?
— Не знаю, — покачал головой купец.
— Вот и я не знаю, — вздохнул Вадим и неожиданно для самого себя подумал: «Напьюсь. Вот сегодня я точно напьюсь до синих чертей».
Подав слуге знак наполнить бокал, он залпом осушил его и, требовательно протянув слуге, мрачно спросил:
— А покрепче у вас ничего нет?
— Это самое крепкое вино, господин, — растерялся слуга.
— Надеюсь, у вас его много, — мрачно произнес Вадим, отбирая у него кувшин.
С этой минуты он действительно начал пить. Не обращая внимания на друзей и слуг, он просто вливал в себя бокал за бокалом, пытаясь утопить в вине все свои проблемы и страхи. Даже несмотря на всю свою подготовку и тренированную психику, он так и не сумел до конца принять свой перенос во времени. И теперь, после разговора с купцом, вдруг особо остро понял, что остался один. Совсем один. И в том мире, и в этом. Сослуживцы, с которыми ему приходилось воевать там, и соратники здесь, безусловно, скрашивали его одиночество, но для нормального человека этого было мало. Хотя, если вспомнить слова их специалиста по душевным болезням, кто сказал, что служащие в их подразделении люди нормальны? Долгие годы Вадим утешался этой мыслью, но теперь вдруг отчётливо понял, что это всё только иллюзия. Иллюзия, созданная специально для таких, как он. Для тех, кого посылают убивать и умирать.