Потаенные ландшафты разума
Шрифт:
Маэстро поднял голову и стал глядеть на медленно разгорающийся узор звезд. На душе у него было спокойно, словно бы душа уже покинула его, а опустевшее место занял этот лес, это озеро, это небо, этот ночной мир с его звуками и запахами.
"Пора возвращаться", - подумал он до странного просто и как-то буднично, нисколько не удивившись этой мысли и не усомнившись в том, что может теперь вернуться, запросто и навсегда. Теперь он знал: главное - формула...
Он еще взглянул напоследок в темные воды озера на свое отражение и легким усилием придал
Все, что он видел вокруг, разом подернулось мутной пеленой и стало таять, уступая место другим образам, контрастным, бело-голубым, холодным и гулким. Маэстро ощутил, как вступает в мир Черного Рыцаря с его простодушно-прямолинейной основой, с его "Pro et contra" и "Tertium non datum". Снова перед ним лежала снежная равнина, вздыбленная холмами, на ближайшем из которых, словно корона на подземном великане, стоял острошпильный замок.
"Вверх. Вперед и вверх", - так думал Маэстро, и мысль на этот раз слилась с действием, яркий свет залил долину, и в нем потонуло все сущее. Медленно и плавно приближался он к третьей ступени, третьему миру, наплывавшему разом со всех сторон. Тысячи лиц, фигур, голосов разом заполнили все видимое пространство. Звенели бокалы, слышался смех, музыка, дамы и кавалеры изящно скользили мимо, предаваясь интеллектуальной беседе, вдалеке, едва различима меж прочих, прошла молодая, сияющая улыбкой свежекоронованная истина в сопровождении стаи ослепительно-белых голубей.
Маэстро сжался, гулко забилось сердце. Сейчас он увидит Агату... Еще шаг... "Я задержусь там, немного, один час погоды не сделает", - то ли оправдываясь, то ли уговаривая себя, подумал Маэстро.
Нарядный зал растаял, как облачко.
Новый мир обступил Маэстро клочьями серого тумана, безмолвием, сыростью, запахом болота. Внезапно низкий трубный рев огласил окрестности. Маэстро замер. Он почувствовал, что на него надвигается нечто безмерное, сильное, царящее в этой стране зыбкого тумана. Оглушающий трубный звук раздался совсем рядом, и из пелены медленно проступила гороподобная громада. Лысая голова, морщинистый, изогнутый вперед хобот, с шипением втягивающий и извергающий воздух, огромные бивни, смотревшие грозными остриями прямо на Маэстро, колыхающиеся уши, вкруг которых тысячами вились москиты, столпообразные мохнатые ноги... Остолбеневший Маэстро не сразу заметил человека в черном плаще, незаметно подошедшего вслед за слоном и фамильярно опершегося на его ногу.
– Вот так, - отчетливо произнес слон.
– Стоит тебе достичь идеала, исполнить свою самую заветную
Он словно бы обращался не к Маэстро, а к своему невесть откуда взявшемуся приятелю. "Плох тот мух, который не мечтает стать слоном", - вспомнилась в один миг известная мушиная поговорка, и Маэстро шагнул навстречу другу:
– Сахар... Значит тогда...
– О, да, твоя Судьба мастерица делать из мухи слонов. Но если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь - я готов служить тебе в любом обличии.
Маэстро радостно пожал протянутый ему хобот.
– Позвольте и мне обратить на себя внимание, - Повелитель Мира, а это был он, отделился от ноги муха и подошел к Маэстро.
– Сейчас или никогда, Здесь или нигде, Вы или никто.
Маэстро протянул и ему руку. Отныне он больше ни о чем не мечтал, как только о том, чтобы снова увидеть Агату. Силы переполняли его, что там целый мир, тысячи миров был готов он не только доделать, но создать вновь, наполнить жизнью и любовью...
– Прощай, прощай и доброго пути, - заторопился Казимир Магат, сдернул с плеч черно-звездный плащ и зашагал прочь...
– Прощай, - донеслось в последний раз из тумана, и вдруг оттуда вылетел скомканный плащ, развернулся, расправился над головой Маэстро, обратился в звездное чистое небо и окутал все вокруг тихой ночью. Исчезли и мух, и болото, и туман... Только ясная черная ночь и звезды над головой...
Маэстро сосредоточился, закрыл глаза. Теперь нельзя спешить. Он стал вспоминать, и из черного ничто постепенно стал возникать желанный, прекрасный, любимый образ...
Правильные мягкие черты лица, легкие волнистые брови, правильный нос, взгляд чуть-чуть исподлобья, тень улыбки уже коснулась ее губ, сейчас она поднимет голову, так что встрепенутся, рассыплются по белоснежным плечам ее волосы, и долго, до изнеможения будет она смеяться, смеяться, смеяться, так что, кажется, вот-вот упадет без чувств.
Шелохнулась портьера, я отвел глаза к окну, а когда снова повернулся, то она уже появилась, уже была здесь и смотрела на меня, только на меня, и вдруг, точно ветер, что трепал портьеру, дотянулся и до нее своей беспокойной рукой, и тогда ее геометрически идеальные черты лица стали мягкими, правильными, легкие волнистые брови взлетели вверх, она чуть нагнулась, взглянув словно бы исподлобья, а тень улыбки уже коснулась ее алых губ, ресниц, розовых ушек, и вдруг, откинувшись назад, она засмеялась счастливо и звонко, и ее волнистые волосы рассыпались по лебединой шее, по белоснежным плечам, а она все смеялась, смеялась, смеялась, отталкивая мои руки и словно говоря: "подожди, еще успеется, дай мне досмеяться, а все остальное будет после, дай мне досмеяться, или счастье молнией сожжет меня, дай мне досмеяться, Мой Зевс."
Санкт-Петербург
1986-1989 гг.