Потанцуй со мной
Шрифт:
Ни одна женщина не переступала порог моей квартиры. Ни одна. А эта засранка добилась того, что ее, блть, как королевну занесли на руках и в покои царские ее пьяную худую задницу доставили.
Желание выпороть усугубилось, когда понял, что хитрая Цыганка притворялась: зарывалась носом в мою грудь, глупо пряча улыбку. Ни одна причастная к делу муха мимо меня никогда не пролетела, а тут, дурочка глупая попыталась провести старого подкованного волка.
Я позволил ей себя обхитрить. Просто я этого хотел. Хотел увидеть, как будут смотреться ее сиреневые волосы
Чертов извращенный вуайерист.
Не замечал за собой ранее такой особенности, так какого хрена?
Мои плечи стонут от боли. Разминаю шею, опуская голову влево-вправо. В моем возрасте спать в неудобном положении чревато вот такими последствиями, когда как в студенческие годы мог засыпать на любых поверхностях и в любом состоянии, даже стоя.
— Защита, — передергивает, когда слышу Катеринин голос, обращенный ко мне. Ее тон не обещает ничего хорошего ни мне, ни моему подзащитному. Непрофессионально, Катерина Григорьевна, ох, как непрофессионально переносить личные недопонимания на рабочий процесс. — У вас есть, что дополнить?
— Нет, Ваша честь! — с намеренной показушностью песочу я.
Полянская вопросительно выгибает бровь, потому что знает — мне всегда есть, что сказать. Увы, не сегодня.
— Судебные прения объявляю закрытыми. Суд удаляется в совещательную комнату для постановления приговора по делу или назначения повторного слушания.
Катерина со всей дури бьет молотком и встает из-за кафедры. Бросает на меня яростный взгляд и выходит из зала суда.
— Пффф… — взъерошиваю волосы. Что ж вы, женщины, любите так усложнять?
Я знаю, что никакого приговора сегодня определенно не будет, поэтому оставляю Тимура дожидаться постановления и получить все необходимые документы, а сам сваливаю трусцой, пока не попал в объектив Полянской.
Стены моей квартиры вибрируют под напором басов и женских писклявых голосов, перекрикивающих медийную громыхалку.
Голосов…
Двух.
Моей дочери и …
Опускаю на пол фирменный крафтовый пакет с заказанной в «Валенсии» едой. Бесшумно разуваюсь и аккуратно освобождаю карманы от двух телефонов, брелока и мятной жвачки.
Так же бесшумно следую на источник вибраций, не осознавая, что даже, если бы топал по керамограниту железными подошвами,
Мой пульс подстраивается под ритм какой-то страдальческой блевотины и отдает тупой болью в висках.
Я бы очень хотел ошибиться, я бы с радостью принял за безумное наваждение этот писклявый тонкий голос, пытающийся дотянуться до нужной октавы, но две сидящие в позах благородного лотоса миниатюрные фигурки не дают усомниться, что я пока еще в своем, но близком к помешательству, уме.
Обе сидят с задранными к плазменному экрану головами, где два мужика по очереди страдают, обложившись коробками из-под пиццы и прочей сорной едой.
Сиреневые волосы касаются мягкого ворса ковра, а острые коленки, спрятанные в тесные джинсы, беснуются в ритме мелодии. Перевожу взгляд на дочь и мое внимание цепляется за выкрашенные в сиреневый цвет кончики коротких волос.
Это, блть…Это, блть, невероятно.
Она уже успела и здесь отметиться?
Провожу ладонью по волосам и долго выдыхаю весь скопившийся в легких воздух.
Удивительно, что мой внутренний демон не бросается огнем и не орет, чтобы я вышвырнул ее нахрен. Потому что в их компании не место именно мне.
Со спины эти козявки кажутся абсолютными ровесницами, а я старым ворчливым папашей, к дочке которого пришла любимая школьная подружка.
Но когда наглая, ворвавшаяся в мою ладно настроенную жизнь, стихия оборачивается и встречается со мной своими коньячными глазами, я моментально пьянею и начисто забываю, сколько ей лет. Передо мной женщина, твою мать, которую я хочу и к которой определенно что-то чувствую кроме желания. Кровь бурлящим горным потоком устремляется книзу и будь я проклят, но по ее глазам я читаю тоже самое.
— О! Пап! Привет! — подрывается Марго и убавляет систему. — Давно пришел?
— Только что, — отвечаю дочери, но смотрю на Цыганку, ни капли не смутившуюся, а нагло улыбающуюся в ответ на мой хмурый взгляд.
«Что ты здесь делаешь?» — спрашиваю глазами Смутьянку.
«Разве не видишь?» — отвечают ее.
«Почему не ушла?»
«А надо?» — выгибает бровь.
«Ты сама не понимаешь, что творишь», — качаю головой.
«Я делаю то, что хочу» — упрямо вторит она.
«А если я не хочу?»
«Серьезно?» — насмешливо щурит глаза.
— Эээ… пап? — Рита переводит свой пытливый взгляд с меня на Смутьянку и обратно. — Мы тут с Юлей познакомились.
— Я счастлив, — разворачиваюсь и ухожу.
Сбежать, улететь, что, нахрен, мне нужно сделать? Внутренности клокочут истерикой, потому что, дурная, извела меня всего. Не понимает, отдаваясь безумным порывам. Самый херовый возраст влюбленности, так пусть любит молодого, романтичного пацана, а меня обходит далекой стороной.