Потерянная Россия
Шрифт:
Кроме раболепствующей казенной России существует еще и другая — та самая, которая и оттеснила диктатуру на вновь занятые ею оборонительные позиции и к вере в которую так горячо призывал в своем докладе П. Н. Переверзев.
Эта Россия в новой конституции — пока в теории — получает технический аппарат для построения действительно свободного демократического государства.
Сейчас шелест избирательных бюллетеней не взорвет еще диктатуры, как в 1932 году — испанскую монархию. Но даже в этих простынях — «Известиях» и «Правде», — где печатается бесконечный ряд восторженных отзывов по поводу опубликования проекта новой конституции, даже во время этого казенного референдума прорываются осторожные голоса, по которым можно судить, что про себя думает народ и чего он хочет .
Казенная
Я привел во вступительном слове на собрании «Новой России» выдержки из письма о крестьянских настроениях. Не подлежит никакому сомнению, что при новой конституции, после длительной правительственной кампании, которая восстановила идею демократии во всех ее правах, население с большим упорством, с чувством бесспорного права будет добиваться осуществления в жизни прекрасных слов сталинского проекта, и таким образом против воли и намерений власти политическое развитие страны пойдет только в одну сторону — в сторону действительного освобождения и раскрепощения.
Если диктатор, упираясь, будет все-таки уступать, тогда и получится знаменитый «спуск на тормозах», о котором так много :мечталось, предсказывалось и писалось.
Если же диктатор будет только упираться, выход будет катастрофический, но для судеб диктатуры тоже несомненный.
Опытом первой пятилетки сама власть доказала, что нельзя создать «зажиточной и счастливой» жизни стопроцентным коммунизмом, совершенным крепостным правом в деревне. Опыт же новой демократической конституции, если она окажется только филькиной грамотой, покажет народу, что возрождение страны, 1 возможное только на путях свободы, — что своим проектом новой конституции открыто перед страной и всем миром признал Сталин — невозможно при сохранении власти в руках советского Муссолини, гениальнейшего из гениальных «вождя».
Сталинизм и европа
В возникшем по инициативе проф. В. Чернавина и Е. Д. Кусковой (см. ниже) остром споре о расхождениях в оценке русской действительности и российских проблем между давними эмигрантами и вновь прибывающими, споре, к которому еще придется вернуться, есть один вопрос, для выяснения которого имеется как раз сейчас новый материал. Я имею в виду так называемую международную опасность сталинизма.
Хочет ли Москва зажечь мировой пожар? Может ли она ныне и могла ли когда-нибудь это сделать? Является ли Россия только картой в революционной игре вождей «мирового пролетариата»? Или сам Коминтерн со всей его армией наивных энтузиастов и платных агентов является только новым лишним департаментом наркоминдела, который продолжает вести «империалистическую политику царизма»?
Непосредственно с этими вопросами переплетаются темы уже внутреннерусские: об оборончестве, пораженчестве, «клочках земли русской» и т. д. И все эти вопросы и темы сводятся, если отбросить в сторону симпатии и антипатии, темпераментность оценок, напряженность личных переживаний, к одному основному вопросу: о международной политике сталинизма, об отношении Европы к сталинизму, об отражении всего этого на судьбах России.
Несомненно, что вся международная политика СССР как государства подчинялась всегда собственным интересам и целям диктаторствующей партии. Несомненно также, что, преследуя эти цели и интересы, Ленин, а теперь Сталин иногда резко отходили от политики, нужной России, иногда как-то приближались к ней. Когда В. Чернавин говорит, что сталинизм мечтает о завоеваниях, а Е. Д. Кускова утверждает, что ныне весь смысл советской дипломатии сводится к обороне рубежей от наседающего врага; когда одни утверждают, что большевизм ни на йоту не отступает от своей главной цели «разложения старого мира», а другие дока — зывают, что мировая революция — одно воспоминание и ныне сталинизм ограничил себя исключительно национально — государственными задачами, — то и те и другие в равной степени утверждают истину и в равной степени ошибаются . Ибо, по нужде, в определенных условиях ведя «национальную» международную политику, сталинизм не отказывается от своих революционных «мировых» задач, и там, где возможно, он на всякий случай подготовляет «крах капитализма», прикрываясь фразеологией государственной дипломатии.
Поэтому нужно отказаться от поисков начала начал международной политики сталинизма. Тут спорить можно без конца, и всегда обе стороны будут правы. Ибо в дипломатии сталинизма, как в сочинениях Ленина, можно найти подходящее обоснование для любого утверждения.
Всматриваясь несколько глубже в историю взаимоотношений между кремлевской диктатурой и внешним миром, мы неизбежно придем к заключению, что характер и значение для России этих отношений зависел в конце концов вовсе не от личных, субъективных намерений Ленина или Сталина в тот или другой период, а от самой природы большевистской диктатуры, которая роковым образом препятствует сочетанию в международной политике государственнонациональных российских и партийно — диктаторских, ленинских или сталинских, целей.
Примером тому как раз и служит новейший этап сталинско- литвиновской дипломатии. Еще совсем недавно почти все российские демократы — оборонцы радовались новому курсу международной политики Кремля. Говорили даже, что любой министр иностранных дел национальной России вел бы ту же политику, что и коммунист Литвинов. Разрыв с Германией, переход из группы держав, «не насыщенных войной», в группу удовлетворенных победой, защита неприкосновенности Версальского и прочих мирных договоров, вступление в Лигу Наций и тесное сотрудничество с Францией и Чехословакией. Обмен отвлеченной претензии на Бессарабию на реальную дружбу с Румынией, сближение с Англией, «мудрая» уступчивость на Дальнем Востоке, ловко замаскированная поддержка Италии во время абиссинской войны и т. д. Россия вернулась в Европу, писали в медовый месяц французской дружбы правые газеты в Париже, и заняла место в ряду консервативных великих держав, охраняющих мир.
Но, не ограничиваясь блестящими успехами в кругу официальных дипломатов, Кремль и через Коминтерн повел новую — уже не революционную, а демократическую политику. Подготовка «самой демократической в мире» конституции для России как бы только еще убедительнее подтверждала твердую волю Сталина — Димитрова идти в ногу со Сталиным — Литвиновым и всюду «защищать демократию и свободу От натиска фашизма» единым с демократами и социалистами фронтом.
Высшей точкой достижений, апофеозом этой национально- государственной дипломатии, поставившей и Коминтерн на службу обороне России , была, казалось, победа французского Народного фронта на парламентских весенних выборах этого года.
Однако этот кажущийся апофеоз на наших глазах начинает превращаться в нечто другое; пожалуй, совсем противоположное.
На последней сессии Лиги Наций черный кот пробежал между Литвиновым и Дельбосом, французским министром иностранных дел. В целом ряде вопросов Литвинов пытался идти наперекор Англии и Франции, явно стремясь усложнить международную обстановку в Европе. В самой Франции, единственной стране, где социалисты и радикальные демократы пошли на сотрудничество во внутренней политике с коммунистами, эти последние под самыми демократическими и объединительными лозунгами все определеннее втыкают палки в колеса правительства Леона Блюма. И в правительственных, и в политических кругах, наиболее расположенных к дружбе с Москвой, начало нарастать раздражение. Кампания же, поднятая французскими коммунистами и теперь поддержанная Литвиновым, за отказ от нейтралитета в испанском междоусобии, зародила не только уже раздражение, но и серьезное подозрение : сталинцы стараются вызвать войну на Западе.
Зачем? Одни говорят: Сталин хочет оттянуть силы немцев от границ СССР к нам. Другие на этом не останавливаются и добавляют: вся политика и Литвинова, и Коминтерна стремится спровоцировать войну, которая должна превратиться во всей Европе в социальную революцию.
Пока не буду касаться вопроса, которое из этих предположений вернее или же оба они не соответствуют действительности. Одно несомненно: в последние недели комбинированная политика наркоминдела и Коминтерна вызывает все большее раздражение сразу в обеих группировках европейских держав — и в демократической, и в фашистской. А очень осведомленный и весьма влиятельный французский публицист Владимир д’Ормессон, еще недавно сравнительно защищавший политику сближения с Москвой, ныне написал ряд тревожных статей, утверждая, что тесное сближение со сталинцами ослабляет международный авторитет Франции, отталкивает от нее самых верных друзей, например Бельгию.