Потерянное прошлое
Шрифт:
— “Братство Сильных” помогает всем.
— Но мне это очень нужно, — сказал Римо.
— Вы это получите. Но сначала вам надо дойти до тринадцатого уровня.
— Я никогда не слышала о тринадцатом уровне! — воскликнула Дафна. — Это, наверное, полнейший экстаз. Вы меня помните? Мы встречались в храме в Майами. Вы подарили мне свою фотографию с автографом. Я в то время была на третьем уровне. Я не могла себе позволить большее.
— И сколько стоит попасть на тринадцатый уровень? — спросил Римо, не отвлекаясь на посторонние предметы.
— Ну, тринадцатый уровень — это почти потолок духовного совершенства, поэтому для достижения его требуется очень солидный вклад.
— Так дело только в деньгах?
— Не только. Вам надо пройти все требуемые курсы. Вы должны уверовать. Если вы не уверуете, то ничего хорошего у вас не выйдет.
— А что произойдет, если меня признают виновным?
— Вы получите деньги назад.
— А кому я должен заплатить?
— Можете заплатить здесь, а можете отправить деньги прямо на адрес Доломо. Что до меня, то мне это безразлично.
— Я хочу знать только одно: что вы делаете для того, чтобы свидетели все забыли?
— Я ничего не делаю. И Доломо ничего не делают. Силы Вселенной делают все за нас, и так будет и впредь.
Римо вернул ей бланк расписки. В комнате установили телевизионные камеры. Римо отошел в сторонку. Он не хотел попадать в кадр. Чиун вертелся между Кэти и камерами и начал декламировать первую двухчасовую песнь своей поэмы, посвященную чистоте лепестков цветка, как это и положено согласно канонам традиционной корейской поэзии.
— У нас дела, папочка. Отойди в сторону, — сказал ему Римо по-корейски.
Сам он отошел еще подальше. Ему совсем не хотелось оказаться в кадре общенационального телевидения. Чиун с явной неохотой присоединился к нему, причитая, что Римо лишил его уникального шанса познакомить Америку с подлинным искусством и с подлинным художником, каковым он, Чиун, является.
— Почему всегда случается так, что стоит мне предложить что-то столь прекрасное, как классическая корейская поэзия, как вы, американцы, желаете видеть каких-то акул? Вы похожи на римлян, живших в начале вашей эры.
— Рад слышать, что наконец-то ты признал, что я американец, а не кореец.
— Тс-с-с, — прошептала Дафна. — Сейчас она будет выступать. Разве это не прекрасно?
Кэти велела телевизионщикам занять первые ряды, а представителям печатных изданий, главным образом газет — разместиться сзади.
— Я рада, что все вы смогли прийти в такой день, который, вероятно, стал одним из самых напряженных дней в вашей жизни. Но все вы должны знать, почему погиб президент Соединенных Штатов. Почему он не мог не погибнуть. Никто, даже президент Соединенных Штатов, не может противостоять силам Вселенной. Пытаясь оказать давление на суд, чтобы тот осудил двух невинных носителей красоты и света, наш президент преступным образом навлек смерть на себя самого. Я хочу дать свет надежды всем американцам и выразить свои глубочайшие симпатии всем нам, и я молю нового президента не следовать по столь безрассудному пути, как его предшественник. Если бы президент прислушался к моему совету, данному ему в Белом Доме еще до того, как меня насильно выставили оттуда, он был бы жив сегодня.
— Но, мисс Боуэн, — заметил один из телерепортеров в первом ряду, — президент США жив.
— А как же авиакатастрофа?
Журналисты выразили удивление. Кэти Боуэн посмотрела на часы.
— Какой сегодня день?
— Среда, — ответили ей.
— Ч-черт! — выругалась она.
Спустя двадцать минут, когда самолет потерпел катастрофу, Федеральное бюро расследований арестовало Кэти Боуэн по обвинению в покушении на убийство, и дополнительным материалом по делу стали показания некоей Сестры, которая поведала историю соблазнения и заговора, про который она и знать не знала, что он приведет к гибели людей. Все, что ей надо было сделать, — это передать конверт одному человеку и сказать, чтобы распечатал его на своем рабочем месте. Она и не знала, что он был личным пилотом президента. Все, что она знала, — это то, что она сможет подняться до четвертого уровня в “Братстве Сильных”, если она окажет Братству эту маленькую услугу.
А ей это было нужно для ее карьеры актрисы — она хотела стать такой же знаменитой, как сама Кэти Боуэн.
Глава девятая
— Я не говорил, что в среду, — прошипел Рубин Доломо. — Я сказал, не удивляйся, если президентский самолет потерпит крушение в среду.
— Ты сказал, в среду, — возразила Кэти Боуэн. — Ты сказал мне, в среду. Ты сказал, что Беатрис сказала, в среду. — Кэти Боуэн огляделась по сторонам. Говорила она чуть приглушенными голосом. От Рубина ее отделяла стеклянная перегородка и металлическая сетка. — Я слышала, как ты сказал, в среду.
— Пусть даже так. Но зачем было созывать пресс-конференцию на среду?
Рубин бросил взгляд направо. Охранник сидел довольно далеко — предполагалось, что он ничего не должен слышать. Но Рубин не доверял предположениям. Не доверял он и всякого рода охранникам. Его передернуло при мысли, что он и сам может оказаться в месте, подобном этому.
— Беатрис говорит, мы вытащим тебя отсюда. Многое надвигается — очень серьезные события, которые просто перевернут все на сто восемьдесят градусов. Мы больше не будем мириться со всем этим, — гордо заявил Рубин.
Лицо Кэти было похоже на воздушный шарик, из которого выпустили половину воздуха. От былой энергии и живости, заставлявших ее улыбающееся лицо светиться, как неоновая реклама, не осталось и следа.
— Я не могу больше придерживаться моего положительного курса. Я теряю силы. Ты должен очистить меня, ты должен произвести чистку моего сознания.
— Именно за этим Беатрис и прислала меня сюда.
— Я всем обязана просветлению. А теперь я чувствую себя так, будто свет погас. Так я потеряю все.
— Ты же сама — руководитель отделения и настоятель храма. Ты должна сама знать, как производить чистку сознания.
— Это для меня чересчур. Я оглядываюсь по сторонам, и все что я вижу, — это решетка на окне и бетонные стены. Вместо туалета и ванной у меня просто унитаз в углу камеры и раковина. А камера у меня меньше, чем шкаф в моем доме. Вы должны мне помочь.
— Ладно. Что ты чувствуешь?
— Я чувствую, что я в тюрьме.
— В какой части тела сосредоточено это чувство?
— Везде.