Потерянные
Шрифт:
Впрочем, в убежище тоже можно поговорить. Закуток у дверей – он для важных персон, если война, и никем не занят, если просто учебная тревога. Но самое важное, что я узнал – этот закуток не прослушивается. Поэтому важно успеть его занять.
Потянув Светку за руку, помчался в направлении убежища. В этот час в гимназии народа немного, большинство уехали в супермаркет – закупаться для поездки в новое и красивое, по их мнению. Раздолье для куратора, на самом деле. Можно просто смотреть и записывать в тетрадку. Поэтому в этот час в убежище почти никого и не было.
– Ну как ты? – задал я самый, по-моему, идиотский вопрос, когда массивные двери с лязгом захлопнулись.
С каждым разом тревога проходит все серьезнее и серьезнее, уже и угадать трудно, учебная она или нет. Впрочем, раздумывать на тему тревоги не хочется. Вряд ли кто-то рискнет нажать кнопку, все же знают, чем это закончится. Поэтому нужно просто усадить чего-то сильно испугавшуюся девушку и дать ей успокоиться.
– Я нормально… – ответила Светка. – Спасибо тебе.
Тоже голос контролирует. Знаю я твое «нормально», такое же, как и мое. Нужно поговорить, обоим нужно, но она еще не расслабилась. Что же за демоны такие у этой хорошо, вроде бы, устроенной девочки? И в этом ее «спасибо» гораздо больше вложено, чем просто благодарность за беспокойство. Просто ощущение такое.
– Мадам не зря сказала о ночевке, – сказал я ей самое, по моему мнению, главное. – Я на полу могу переночевать, а тебе возвращаться может быть опасно.
Темнота закутка в школьном убежище. Неверный свет автономных ламп. Я смотрю прямо, не в силах вдохнуть от силы захлестнувших чужих эмоций. На меня смотрят блестящие Светкины глаза, при этом освещении кажущиеся черными, а в них жуткая смесь страха и… благодарности?
Самое странное в том, что Витькина рука не вызывает мгновенного омерзения. Я совершенно себя не понимаю. Когда он держит меня за руку, мне не хочется ее немедленно вырвать, чтобы сразу же помыть. Когда обнял, не давая упасть – тоже не было ощущения чего-то мерзкого. Это для меня очень странно.
Партнерство, предложенное Витькой, защищает нас обоих – от слухов, дополнительного контроля, осмотров. После того, как мы поставим подписи, физическое здоровье станет нашей внутренней проблемой, безо всякого контроля извне. И в гимназии, и в Университете. Так что да, это защита. Конечно, при этом я лишаюсь защиты закона, в случае если меня…
Но, положа руку на сердце, ее и так не было, потому что таких скандалов в нашей гимназии сроду не было, а вот сами случаи были. Я здесь иностранка, а тот же Уве – швейцарец, так что его будут защищать в первую очередь, и я совсем не хочу знать, как именно.
При взгляде на формуляр, на котором равнодушно перечислялись все виды полового взаимодействия, я почувствовала поднявшийся, казалось, из самого подсознания ужас. Тратя все свои силы на то, чтобы не выдать обуревающие меня эмоции, я замерла. Со стороны казалось, наверное, что я доверилась Витьке, хотя это было не так. Мне просто стало страшно, ведь эта бумага позволяет ему сделать со мной что угодно.
«Половая жизнь в соответствии с традициями обеих семей, только по обоюдному письменному согласию». Одна-единственная фраза, записанная Витькой в примечания, совершенно переменила для меня взгляд на парня. Возникло ощущение, что он чувствует мое состояние, а, может, и мысли читает. Разве так бывает? Как и в далеком детстве, возникло такое чувство, как будто все сейчас происходит не со мной. Я просто сторонний наблюдатель и все.
Все воспринимается, как кадры какого-то фильма: вот мы подписываем бумаги, вот нас поздравляют, причем я даже не понимаю, что мне говорят, а вот мы уже на лестнице. И тут, как избавление – тревога гражданской обороны. Не надо ни о чем думать, только бежать, бежать куда-то вниз. Витька тянет меня за руку, но и придерживает, как будто заботится.
Обо мне кто-то заботится? Да нет, не может быть, мне, наверное, просто показалось. Хотя мы сейчас уже партнеры и должны демонстрировать это на публику. Это объяснение мне кажется самым логичным.
Вот и убежище, уже знакомый закуток, жест Виктора, показывающего, что тут нас никто не слышит. Стальные толстенные двери с лязгом захлопываются, позволяя нам побыть в тишине, покое и безопасности. Хотя здесь мы нигде и никогда не будем в безопасности. Каждый шаг регламентирует какая-нибудь бумажка, какая уж тут… Тяжело вдохнув, вслушалась в то, что говорит Витька. Что? Что он сказал?!
– Повтори, пожалуйста, – попросила я парня, с надеждой на то, что ослышалась.
– Мадам не зря сказала о ночевке, – спокойно и без всякого раздражения в голосе повторил Витька. – Я на полу могу переночевать, а тебе возвращаться может быть опасно.
Вот почему мне показался таким странным взгляд Маттиаса! Неужели они решили не ждать до поездки? Господи, страшно-то как. Меня почти захлестнуло этим самым ужасом, когда я поняла, что мне сказал Витька. Он готов уступить мне свою кровать, только чтобы… Чтобы что?
– Почему? – прямо спросила я его, ожидая честного ответа.
В конце концов, я так устала от притворства, могу же я попросить хоть немного искренности? Ну, пожалуйста!
– Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, – ответил мне парень, глядя прямо в глаза, будто пронизывая своим взглядом насквозь.
Я вглядывалась в него, но так и не увидела фальши. И что-то внутри еще сказало, что это – правда. Но разве так бывает?
– Как скажешь, – согласилась я с ним.
Он прав, нас действительно предупредили, хотя делать это мадам Дитмар была не обязана. Пренебрегать таким предупреждением – мысль очень плохая, и не только потому, что от него сквозит могильным холодом. Просто нельзя, поэтому Витька прав. Но вот почему он не говорит о ночевке на одной кровати? Мне будет, конечно, очень страшно, но ведь Витька этого не знает, тогда почему?
Пусть он не соврал сейчас, но и на вопрос же не ответил на самом-то деле. А если Витька хочет близости и пользуется моментом. Я попыталась представить, как парень накидывается на меня ночью, вызывая в памяти то… то, что нельзя вспоминать. Почему-то с Витькой такая сцена мне не представлялась. С Уве, Маттиасом, да с кем угодно – легко, а вот с Витькой – никак. Что это значит? Ведь значит же что-то?
– Не бойся, – вздохнул будто читавший мои мысли парень, сидевший совсем рядом. – Не надо меня бояться.