Потерянный дневник дона Хуана
Шрифт:
— Уверяю вас, не следует жалеть денег на то, чтобы разгадать секрет счастливой семейной жизни, — настаивал Мануэль. — Пригоршня реалов — это пустяк по сравнению с тем адом, в который может превратиться семейная жизнь.
— В самом понятии «счастливая семейная жизнь» таится противоречие, — жестко заметил маркиз.
— Я вовсе не надеюсь обрести счастье в семейной жизни, — сказал дон Хосе, высыпая на стол пригоршню реалов. — Но меня занимает философский вопрос: как может столь цветущий, полный жизни мужчина отказаться от… от своих
— Ответ, мой господин, будет простым, но не легким — будь он легким, мы бы разорились.
Все замерли в ожидании продолжения.
— Чтобы хранить верность своей супруге, женатый мужчина должен только смотреть по сторонам, но ничего не трогать.
— Ах, вот оно что! — воскликнул я. — В таком случае да хранит меня Пресвятая Дева Мария от супружеских уз.
Это замечание вызвало взрыв хохота. Смеялись все, кроме дона Эрнана, который по-прежнему выглядел подавленным, даже в отсутствие любовницы, которая вышла попудрить носик.
— Как правильно сказал дон Педро, семейная жизнь и счастье — понятия несовместимые. Моя жена ревнует меня к любовнице, а любовница ревнует к жене, и обе требуют бесконечных доказательств любви.
— Именно с этой целью вы участвуете в боях быков? — поинтересовалась Альма, намекая на то, что лучшим доказательством любви к женщине является храбрость в схватке с быками.
— Да, — мрачно подтвердил он. — Я не знаю. Возможно, мне следует покончить со всем этим. Жена подарила мне трех сыновей, и она любит меня, любит по-настоящему.
Мы все уставились на беднягу дона Эрнана. Он родился не в том месте и не в то время. Жизнь в Севилье была похожа на азартную игру, где каждый делает ставку сразу на несколько карт. Сокровища, которые текли сюда непрерывной рекой, обесценили и деньги, и брачные узы, и сам смысл жизни. Никто из мужчин даже не помышлял хранить верность собственной жене, и Мануэль в этом смысле был явным исключением. Возможно, именно этими соображениями отчасти можно было объяснить мое нежелание связывать себя узами брака. Я не хотел жениться на женщине, заведомо не собираясь хранить ей верность. Я слишком часто мог наблюдать, какое бесконечное страдание может причинить такая двойная жизнь.
— Дон Хуан, а как вам удается сделать счастливыми всех ваших женщин? — печально обратился ко мне дон Эрнан.
— Подобно священнику, который служит Господу, я служу женщине. Я преклоняюсь перед каждой и в то же время не принадлежу ни одной. Иными словами, я никогда не женюсь ни на одной из них.
Простота моего объяснения вызвала новый взрыв смеха.
— И все-таки признайтесь, — настаивал дон Эрнан, — женщины, которых вы соблазнили, не могли не затронуть вашего сердца.
— Вольнодумец чувствует не сердцем, но кожей.
Маркиз посмотрел на меня с восхищением.
— Но как же вам удалось сделать бесчувственным собственное сердце? — продолжал недоумевать дон Эрнан.
— Вокруг него следует возвести крепостные стены и ни в коем случае
— Неужели вы никогда не влюблялись ни в одну из женщин?
— Можно влюбиться во всех сразу и никому не отдавать предпочтения.
— Лично я не могу соблазнять каждую, как это делаете вы, дон Хуан, и потому должен заботиться о тех двух, что у меня есть.
— Но есть одна женщина, которую дон Хуан никогда не сможет соблазнить, — коварно сказал маркиз.
Все обернулись и посмотрели на него.
— И кто же сумеет противостоять чарам дона Хуана? — недоверчиво поинтересовался дон Хосе.
— Донья Анна.
— Кто это? — не понял дон Хосе.
— Прекрасная и благородная донья Анна, дочь дона Гонсало де Уллоа, командора ордена Калатравы.
— Неужто она и в самом деле сможет устоять перед обольстительным доном Хуаном? — засомневался дон Эрнан.
— Она из тех женщин, которые не подарят свое сердце ни одному мужчине.
Похоже, маркиз продолжал плести интриги против командора и сейчас специально дразнил меня, стремясь вовлечь в свою игру. Я решил немного подыграть ему.
— Но я взываю вовсе не к сердцу женщины. Прежде всего, я взываю к ее разуму, который мужчины обычно недооценивают в женщине. А уже через разум взываю к ее лону, которое часто не подчиняется ее воле, как это бывает у мужчин.
— Разум доньи Анны невозможно совратить.
— Но именно вы учили меня, что не бывает женщин, которых невозможно совратить.
— Любое исключение, как известно, лишь подтверждает правило, — сказал маркиз. — В самом деле, у каждой из них есть своя тайна, которая позволяет овладеть ее душой.
Мы все задержали дыхание, пытаясь вникнуть в дьявольский смысл его слов.
Понимая, что маркиз нарочно подогревает во мне интерес, я был вовсе не намерен позволять ему играть моими чувствами и управлять моими действиями. Он собирался уничтожить донью Анну или ее отца моими руками — воспользоваться моим дневником или подослать шпиона, чтобы следил за ее окном. Однако ему не удастся заманить меня в эту ловушку. Я поднялся из-за стола и, извинившись, сказал, что мне пора уходить.
— Дон Хуан, — окликнул меня маркиз. — Надеюсь увидеть тебя завтра вечером на приеме, который я устраиваю в честь праздника Тела Христова. Там ты сможешь повидаться с доньей Анной.
— Премного польщен вашим приглашением, дон Педро, но мне не доставляет радости наблюдать, как Святая инквизиция расхаживает по улицам вместе с праздничной процессией.
— Надеюсь, ты передумаешь, — сказал он.
Я раскланялся со своими друзьями — с Альмой, Сереной и Мануэлем. Я покидал таверну, так и не поддавшись на женские чары. Впрочем, воспитанный в лоне церкви, я ненавидел поститься, и потому с благодарностью принял развлечение, которое поджидало меня на пути домой.