Потерянный экипаж
Шрифт:
Водитель мотоцикла виновато копошился в моторе.
— Ты у меня пойдешь под арест, сукин сын! — выбранился несчетный раз капитан Фретер, подходя к мотоциклу. — Ты обязан следить за машиной!
— Господин капитан, это механики…
— На фронт пошлю, мерзавец! — оборвал Фретер. — Не разговаривай, а работай! Скотина!
Фретера разбирало зло. В кои веки выпадет такое замечательное поручение! Доставив пакет, можно было бы заночевать в Токае, и Фретер заранее предвкушал удовольствия ночи. Он знал одно местечко, где солдат может отдохнуть и забыться без всякого риска как для служебного положения, так и для здоровья.
«Как зовут ту шатеночку? — попытался вспомнить Фретер. — Ализа или Элла?.. Нет, кажется, все-таки Элла… Ализа — эта та, в матросочке, зеленоглазая».
Он всегда путал имена шатеночки и зеленоглазой, никак не мог твердо запомнить, какую как зовут, и это смешило Фретера, всегда придавало встречам особую пикантность.
Капитан отшвырнул сигарету, и красный огонек, прочертив полукруг, погас где-то в мокрой траве. Черт! Что толку мечтать, когда этот идиот не может исправить мотор, и, как назло, ни одной попутной!
— Долго еще? — спросил Фретер.
— Стараюсь, господин капитан… — уныло ответил водитель.
— Ну, смотри, задница! — пообещал Фретер. — Ты у меня запоешь! Я тебя научу держать машину в порядке! Научу!
Он опять закурил и стоял посреди шоссе, расставив ноги, мрачно вглядываясь в пустынную дорогу.
«Сволочь! — уныло думал водитель, ломая голову над тем, что же стряслось с мотором. — Сволочь! Из-за ерунды пропаду! Фретер такая скотина, что действительно на фронт может сунуть… Назначили, прости мне, господь, офицером связи такую жабу! Пьяница и бабник, сволочь! Говорят, из-за баб он под суд чуть не угодил, да у него дядюшка генерал, выручил племянничка… Сволочи! Пороха не нюхали, а туда же…»
Водитель Шпейдель остро ненавидел тыловых офицеров. Сам он долго служил в регулярных войсках, проделал польскую и югославскую кампании, участвовал в оккупации Норвегии, почти три года провел на русском фронте, где получил два тяжелых и одно легкое ранение. Шпейдель знал, почем фунт лиха. Он знал, что такое идти за огневым валом, знал, каково сопровождать танки, и, когда после второго тяжелого ранения попал в комендантские части, вздохнул с облегчением. Тут, конечно, тоже несладко было, в особенности если посылали против партизан, но все же легче. А последние три месяца вообще хорошо жилось. Посылали только на расстрелы. А это, как известно, дело тихое, неопасное…
«Надо было держаться комендантской команды! — думал Шпейдель, копаясь в моторе. — Черт меня дернул послушать этого Зигфрида! Напел всякой всячины, скотина! И машина, мол, в твоем распоряжении, и времени свободного сколько хочешь!.. Замолвил словечко, дерьмо такое! Сунул в штаб, в мотоциклисты… А тут эта жаба Фретер! И вообще все тыловое дерьмо!»
— Скоро? — донеслось с шоссе.
— Я стараюсь, господин капитан, — сказал Шпейдель. — Стараюсь же!
— Ну, смотри… — завел было капитан Фретер свою обычную песню, как вдруг умолк.
Шпейдель выпрямился.
— Машина, господин капитан!
— Сам слышу! Делай свое дело! — сходя с шоссе и останавливаясь возле испорченного «харлея», оборвал Фретер. — И считай, что тебе повезло, если меня возьмут.
Оба, и офицер и солдат, вглядывались в даль, где уже светились огоньки.
— Две машины, — определил Шпейдель. — Передняя — легковая, кажется.
Машины приближались на большой скорости.
— Работай! — сказал Фретер.
Он сделал шаг вперед, вынул из кармана сигнальный фонарик и замигал, приказывая машинам остановиться. Машины не сбавляли скорости.
— Мерзавцы! — пробормотал Фретер, продолжая сигналить. — Пусть только попробуют проехать мимо.
— А может, начальство? — высказал предположение Шпейдель.
— Шофер обязан остановиться! — сказал Фретер, вытягивая руку.
Машины надвигались стремительно.
— Мимо! — сказал Шпейдель.
Ни Фретер, ни Шпейдель не успели больше произнести ни одного слова и даже не поняли, что, собственно, произошло: мчащийся мимо мощный «хорх» неожиданно резко вильнул влево, и перед Фретером и Шпейделем на мгновенье вырос радиатор машины…
Похожая на больную таксу, потрепанная «ханза» майора интендантской службы Густава Лока медленно ползла по дороге, делая от силы тридцать километров в час. При выезде из Мишкольца у «ханзы» лопнул левый задний баллон. Шофер сменил его, использовав последний запасной баллон, и Густав Лок проехал Токай без приключений, но за Токаем, словно нарочно, забарахлил мотор. Возвращаться было бессмысленно. До Наддетьхаза оставалось примерно столько же, сколько майор отъехал от Токая. И Лок приказал шоферу полегоньку ехать вперед.
— Загубим машину, — вздохнул шофер.
— Черт с ней! — вспылил Лок. — Может быть, тогда получим что-нибудь приличное, а не такой драндулет!
Шоссе оставалось пустынным. Прошла колонна грузовиков, но ее водители ничем помочь не могли, лишь высказали сочувствие. «Ханза» поползла дальше. Так прошло около получаса. Показался одинокий грузовик. Майор Лок вышел из машины, поднял руку, но грузовик не остановился.
— Свиньи! — вскипел Лок. — И номер запачкан!
— Господин майор, — заметил шофер. — Эти не остановятся.
— Что такое?
— Это же фургон… — сказал шофер. — Эйнзатцкоманда.
Майор оторопело поглядел вслед исчезающему грузовику.
— Ах, вот оно что… — смущенно пробормотал он. — Да, действительно.
Он покорно влез на свое место. «Ханза» ползла и ползла по шоссе, и майор Лок начал уже подремывать, смирившись с мыслью, что до рассвета вряд ли попадет в Наддетьхаза, а в свою дивизию раньше вечера не попадет вообще.