Потерянный Когай
Шрифт:
Ночь выдалась темнее темного. В такие ночи люди Токугавы обычно удваивали стражу, командиры Исидо – утраивали. Но в этот раз со стороны господина Исидо были убраны два поста из четырех с восточной стены, а окно второго этажа, находящегося на приличной высоте, сразу же надо рвом, было не закрыто ставнями. Этого хватало для лазутчика гильдии наемных убийц, в которую поступил хорошо оплачиваемый заказ на гостя господина Токугавы Андзин-сан, прозванного в народе Золотым Варваром. Исидо понимал, что рискует, но, тем не менее, согласился на предложение ослабить стражу, для того чтобы убийца мог проникнуть в замок.
Заранее подкупленные воины Токугавы сообщили ему все внутренние пороли, коих было немало. Но изумительная,
Убийца шел, скрываемый ночью и своим темным божеством, которому он поклялся верно служить, вплоть до самой своей смерти. Этим темным богом был Будда Амида, именем которого творилось зло – одиночные или массовые убийства, отравления целых провинций и, главное, нагнетание всеобщего ужаса перед неотвратимостью черного Будды – Будды Амиды. Переплыв под водой замковый ров и переодевшись в приготовленное для него на берегу сухое кимоно цвета ночи, он оказался около замка. Убийца вынул из-за висящего за спиной мешка парочку стилетов и, втыкая их в углубления между камней, из которых были выложены стены, полез наверх.
Окно. Он подтянулся на руках, грациозно скользнув в коридор второго этажа. Тень стражника из смежного освещенного коридора выдала его точное местонахождение. Точно посланный нож устранил и эту преграду.
Убийца проскользнул в коридор, оттуда на лестницу. Прокрался на половину замка, принадлежащую Токугаве, где переоделся в коричневое кимоно и, уже не опасаясь быть пойманным, продолжил свой путь.
Ему были известны все внутренние пороли, он шел прямо к цели
Возле спален, занимаемых Токугавой и его ближайшим окружением, он достал из потаенного кармана нож и прирезал открывшего ему на пароль стражника. То же самое он сделал еще с четырьмя охранниками. Троих задушил, одному перерезал горло.
Убийца уже подошел к комнате, в которой мирно спал Ал, когда кто-то свистнул у него за спиной. Ночной воин обернулся и тут же был позорно оглушен ночным горшком.
Довольный собой Адамс саданул еще раз, брезгливо стряхивая с себя вонючие капли. Со всех сторон к месту происшествия бежали люди даймё. Пришедший в себя и понявший, что проиграл, убийца выкрикнул: «Наму Амида Бутсу – во имя Будды Амида!» и с быстротой молнии перерезал себе горло, забившись в судорогах.
На шум кроме охраны вылетели Ал и осоловелый со сна Токугава, вооруженный катаной и коротким мечом, которые сжимал в руках.
– Как вы могли позволить ему покончить с собой?! – взревел даймё. – Как мы теперь узнаем, кто его послал? И кто заказчик?
Прибежавший вместе с другими на шум Хиромацу опустился на колени перед трупом и начал методично стягивать с него одежду. Когда убийца остался совершенно голым, Железный Кулак нашел на его бедре незаметную наколку и показал ее Токугаве.
Маленькую татуировку – китайское изображение особого Будды, Будды Амиды, невозможно было спутать ни с чем другим.
– Эти поганцы не оставляют следов и никогда не выдают заказчиков. – Хиромацу сплюнул на пол, не скрывая скверного расположения духа. Потом мысли его метнулись к другой цели, Железный Кулак поднял глаза на все еще стоящего у него за спиной с обнаженными мечами Токугаву. Хиромацу оглядел своего сюзерена с ног до головы, глаза его при этом выдавали нежность и крайнюю обеспокоенность, наверное, больше свойственную любящей матери, нежели закаленному в боях и походах воину. – Вы в порядке, мой господин? – Хиромацу поднялся, продолжая шарить взглядом по телу Токугавы.
– Пойдем со мной. – распорядился даймё, повернувшись спиной к самураям, слугам и, естественно, трупу. Бесшумно и привычно за их спинами самураи убирали трупы, слуги меняли запачканные татами на чистые.
– Ну, как считаешь, кто хотел моей смерти? – спросил Токугава, когда они с Хиромацу достигли комнаты, которую в эту ночь занимал даймё. Повернувшись к тихо стоящей на коленях служанке, Токугава приказал принести подогретый саке. Разговор намечался серьезный.
– Не вашей, господин. – Железный Кулак только сейчас заметил, что измарал свое кимоно в крови убийцы. Его руки также были в крови, и он поспешил снять с себя загаженное кимоно и тщательно вымыть руки. В одной набедренной повязке с огромным животом и волосатыми ногами он не смотрелся ни старым, ни обрюзгшим. Токугава находил, что мощная фигура Железного Кулака была олицетворением воинской и мужской доблести. Отдав вещи молчаливой служанке и проследив взглядом за тем, как та скроется за дверью, Хиромацу поспешил опуститься на подушку около своего господина. Когда они оставались один на один, Токугава не заставлял старого друга сидеть на пятках, как требовал этикет, зная, что Железный Кулак страдает радикулитом и подагрой. – Если бы убийца пришел за вашей головой, ничто бы не помешало ему получить ее. – Хиромацу смотрел в глаза Токугавы. Его лицо снова лишилось каких-либо эмоций, превратившись в плоскую темно-бронзовую маску.
– Почему ты считаешь, что жертва кто-то другой? – удивился такому заявлению Токугава. – И почему ты говоришь, что меня все равно убили бы, если бы захотели? Хорошо же ты меня защищаешь, старый зануда!
– Убийца знал все внутренние пороли. А их я меняю каждый день. Следовательно, он получил их уже после того, как вы выбрали себе комнату. А значит, он знал, где вас искать, равно как в каких комнатах и кто находится.
– Значит жертва Андзин-сан. Но кто из двух? Уж конечно не тот, что почти не выходит из своей медитации. Кому-то мешает мой Золотой Варвар. Человек, подорвавший торговлю португальцев. Золото – очень важно для южных варваров. Вот кому он помешал, но я это так не оставлю.
Кири, принесшая саке, неловко подсела к своему господину и налила сначала ему, потом Хиромацу и, в последнюю очередь, а это уже была ее особенная привилегия при дворе Токугавы, себе.
– Скажи, друг мой, неожиданно сменил тему Токугава, а случись мне решиться на смерть, ты бы взялся избавить меня от страданий?
Вопрос был настолько неожиданным, что Кири чуть не вскрикнула, вовремя закрыв рот рукой.
– Я сделал бы все, что только было бы в моих руках. Я отсек бы вам голову, и вы бы ни почувствовали никакой боли. – Когда он говорил это, лицо старого Хиромацу застыло, словно бронзовая маска. В глазах читалась решимость. – А потом бы покончил с собой. Зачем мне жить без моего ондзина?!
– А руки-то еще не трясутся? – усмехнулся Токугава.
Хиромацу с недоверием посмотрел на своего друга и господина.
– Я позволю себе рассказать вам одну историю, которая мне кажется поучительной. Я услышал ее от отца, когда был еще ребенком и не срубал голов.
Хиромацу устроился поудобнее на подушке.
– …Отец рассказывал, что один самурай, как-то, решил посмеяться над стариком, служившим у отца писарем.
– Ты так стар, – сказал самурай, – что не смог бы помогать человеку совершить сэппуку. Так что несчастный не получил бы никакой помощи и умер в страданиях.
Вместе с самураем посмеяться над старым писарем пришли его молодые друзья. Услышав остроумное замечание, они принялись хихикать и показывать на старца пальцами.
– Если хочешь знать, сумею ли я совершить кайсаку, [11] тебе следует провести линию на своей шее, – невозмутимо ответил ему старый писарь. – Позже твои друзья смогут подтвердить, что мой меч пройдет ровно по твоей отметке, не поднявшись и не опустившись ни на волос от дозволенного.
Хиромацу вздохнул и, усмехнувшись, погладил лежащий рядом с ним меч.
11
Кайсаку – в то время как самурай совершал ритуальное самоубийство, за его спиной стоял помощник, который должен был отсечь самоубийце голову, дабы избавить его от страданий.