Потерявшие солнце
Шрифт:
Иваныпина Антон заметил у входной дыры пивбара «Лабиринт», возвращаясь в отдел. Рослый русый Леша выделялся из толпы страждущих аккуратно причесанными волосами и крайне приличной по местным меркам курткой из синего драпа. Рядом вертелись заискивающе смотрящие ему в глаза две местные «морковки»: Иваныпин слыл большим Казановой. Пахло кислым пивом, «Беломором» и мерзкой рыбой. Хлюпанье воды под ногами заглушалось забористым матерком. Кто-то уже блаженно сидел в грязи у входа, уронив осоловелую
Антон сначала подумал, что хватать Леху до прочтения объяснений Гореловой рановато, но сразу живо представил, как будет искать этого проспиртованного плейбоя по всему району, и передумал.
– Здорово, Иваныпин!
– Здравствуйте, Антон Владимирович.
Глаза у Леши стали напряженными. Вокруг все замолкли. «Морковки» мгновенно исчезли.
– Пойдем поговорим. – Антон поежился и посмотрел в серое, плюющееся беспрестанным дождем небо. – Ко мне. А то мокро.
– А может, по кружечке, Антон Владимирович. – Иваныпин дерзко улыбнулся, но глаза у него оставались нервными. – Я на работу устроился. Угощаю.
Тяжело ползущий троллейбус едва не обдал их волной грязной воды.
– Леша, ты знаешь – я за чужой счет не пью. – Антон перевел взгляд Иваныпину в глаза. – А разговор у нас длинный, не на одну кружку.
Иваныпин совсем поскучнел: он знал, что Антон, в отличие от остальных оперов, не любитель беспредметно точить лясы. Народ вокруг возбужденно зашептался.
По пути к отделу ветер толкал их в спину.
Горелова сидела в коридоре, сжимая в руках исписанные детским почерком листы. Лампы снова противно гудели, излучая полусвет-полумрак. Иваныпина Антон предусмотрительно завел на этаж ниже. Убежать тот никуда не мог, хорошо понимая, что дальше района никуда не денется, а последствия самовольного оставления отдела милиции могут быть крайне плачевными.
– Все написала?
Она торопливо кивнула. Кадык дергался на худой шее. На щеках грязные подтеки макияжа.
– Давай. – Антон быстро пробежал глазами текст.
Банальная история коммунального Питера: Горелова, ее мать, ее сожитель Голбан Сергей и «друзья дома» Мухарбеков и Иваныпин отмечали праздник великого Октября. Интенсивно потребляемое спиртное вскоре иссякло, а необходимые для его приобретения денежные знаки и подавно. Радж и Леша быстро нашли выход из положения: приказав всем молчать, выдавили стекло над дверью соседской комнаты и разжились имуществом, годным для реализации. Где они продавали его, Горелова не знала, но денег хватило еще на двое суток праздника, окончившегося летальным исходом для ее матери.
– Нормально, – Антон даже улыбнулся Гореловой. – Посиди еще минутку, Зоя. Я сейчас.
– А меня отпустят, Антон Владимирович? – Горелова тоже повеселела. – А то скоро Серега с дочкой придут, мне их кормить. Я бы никогда им не позволила, но за дочку страшно. Они у меня постоянно болтаются. Серега с ними
– Разберемся. – Антон неожиданно для себя погладил ее по мокрой щеке. – Не бойся. Все когда-нибудь будет хорошо.
Он спустился в следствие на третий этаж и, пройдя мимо нервно уставившегося на листы в его руках Иваныпина, вошел в кабинет следователя Павленко.
– Здорово, Петрович! Я тебе дело раскрыл.
Олег Петрович Павленко – невысокий, лысоватый, с маленькими невыразительными глазками – до прошлого года работал в ХОЗУ, на вещевом складе, но неожиданно, в ходе очередных пертурбаций и реорганизаций, его должность сократили в пользу следственного аппарата. Павленко «нажал на все кнопки» и вскоре очутился на месте следователя Архитектурного РУВД. Работой своей он крайне гордился, не забывая повторять всем догму о процессуальной независимости следователя. Стол его смотрелся сродни столу начальника РУВД: дорогие письменные приборы, импортные папки, органайзер в кожаном переплете.
– Раскрыл! Раскрыл! Вам, операм, лишь бы «палку» срубить! – Павленко важно откинулся на стуле. – Показывай.
Читал он медленно, видимо, на старом месте это занятие было для него непривычным. Наконец, отложив объяснение Гореловой, уставился в желтый облупившийся потолок и пошевелил губами:
– Она на «очную» пойдет?
Антон чуть не онемел. До сих пор для Павленко не существовало никаких доказательств, кроме чистосердечного признания. Он и зашел-то исключительно в целях психологического давления на Иваныпина.
– Куда же она денется.
– А сожитель ее? Этот, как его…
– Голбан? Думаю, что однозначно. Что же, он себя подставит?
Павленко снова пожевал губами. Пауза тянулась бесконечно.
– Иваныпин и Мухарбеков что говорят? – наконец спросил он.
– Еще не знаю. – Антон осторожничал, не распространяясь, что Мухарбекова еще поймать надо.
– Допроси всех по моему поручению, – решился наконец Павленко с видом Александра Матросова. – Потом очные, и будем задерживать.
Порыв холодного питерского ветра распахнул неплотно затворенное окно и закружил в белом хороводе лежащие на столе документы. Павленко крякнул и с немыслимой для его комплекции прытью бросился закрывать окно.
– А если эти не поколятся, – аккуратно спросил Антон, поднимая с пола приземлившиеся листки.
– Все равно, – еще более гордо сказал Павленко, справившись с оконной рамой, и пояснил, – у меня мало дел оконченных. Начальство достало уже.
Антон облегченно вздохнул. Петрович не заболел. Просто ему повезло с удачным моментом. «Одно из самых сложных дел в работе оперативника, – вспомнил он старую присказку, – не заставить говорить преступника, а заставить работать следователя».