Потерявший имя
Шрифт:
– И седые волосы, когда выходишь из госпиталя или больницы, для детей-сирот... Нашей долбанной стране крупно повезло, что Наступающий год, провозгласили "Годом Человека"! Иначе, не было бы этой передачи в прай-тайм, по всем каналам...
– Эк ты раскис... Ничего, доделаем - напьешься... Враз соберешься!
– Уже собрался. Даже билеты взял, на самолет до островов. До тех самых, где эта передача показываться не будет. Стоп-стоп! Далеко замотал... Назад, до нуля сорока трех.
– Это что - Германия?
–
– Сколько там?
– Без пяти восемь. Все, Витя. Теперь этот "кусок моря" и - "ключи на старт"!
– А ты знаешь... Передача-то не веселая...
– "Тихая печаль наполняет комнату.
В голове туман и приходит боль.
Осень отшумевшая, золотой листвой." - Тихо продекламировал журналист.
– Ага. "Тупой и гнутый нож,
Пирог, исчезнувший в ночи.
Вокруг тебя обман и ложь,
Поди, хоть что-то разбери..."
Дружный взрыв хохота был прерван внезапно открывшейся дверью:
– А! Сволочи! Кто из Вас догадался устроить меня в а-а-а-апчхи, апчхи, в аппаратной?! Там же дубак!
Громкий хохот потряс стены "монтажки".
Разгневанная подобным обращением, режиссер схватила кофейник и обнаружив, что он пуст, злобно выскочила в коридор.
– Тыбыдын, тыбыдын...
– Грустно, сквозь смех, сказал монтажер, отбивая пальцами такт.
– Тыбыдец!
– Весело закончил журналист и в этот момент, в коридоре раздался грохот.
– Хорошо хоть кофейник железный!
– Плача от смеха и сползая со стула, добавил он.
– Пойди, глянь, цела она там?
– Внезапно обеспокоился Витя.
С "нежной" улыбкой на устах, журналист вышел из студии, и, сделав буквально пять шагов, наткнулся на валяющийся стул. Зашипев от боли, он нащупал выключатель и включил свет: режиссера не было, только в углу, возле решетки, темнела кучка кофейной гущи.
"Ну, хоть не убилась и то ладно..." - Решил он про себя и поспешил вернуться в "монтажку".
– Слушай... А ты где снимал этот берег?
– А я его не снимал. Мне подарил его один человек... Ему очень понравилась идея, и он попросил закончить передачу этими кадрами.
– С душой снято.
– Мечтательно сказал Витя.
– Оператор - редкий "Стервь"!
Прищурившись, журналист внимательно всматривался в вид, на экране:
Пронзительно синее небо, горячий песок и бездонно-зеленое море. Видимо, именно так и выглядела Земля много лет назад.
– ... Человек - как Океан. Хорошее или плохое настроение - Прилив и Отлив. Ревность - Шторм. Любовь - тихий плеск волн у ног. Человек, как Океан, в силе своей не имеет границ...
За спиной раздались тихие хлопки.
– Прекрасные слова. Витя, все готово?
Погасший экран был ответом продюсеру.
Когда он включил свет, то просто потерял дар речи: шунговый экран был украшен черным силуэтом человеческой фигуры.
Виктор так и никому не сказал, что он видел перед тем, как вырубился свет...
Черная фигура журналиста, лежащего на золотом песке...
Глава 3
*****
Мокрая куртка противно липнет к телу и, в тоже время, какое-то непонятное чувство бродит по нервным окончаниям. Непонятное, но не неприятное.
Гроза пронеслась над берегом и умчалась в глубь материка, оставив после себя долгожданную прохладу, мокрый лес, в полукилометре от берега, и, "о, черт возьми, какой аромат!" - запах жареного мяса...
Все, решено - иду на запах!
Лес, омытый дождем, капли воды, падающие с листьев - непередаваемое чувство свободы. Даже небо, освободившееся от облаков - прекрасно, как танцующая дева!
Однако, это уже бред.
Температура явно перевалила за мои критические 37 и 9.
Вот тебе и прекрасная прогулка под дождем!
Подхватить простуду - это привычка моей судьбы.
Дать мне капельку счастья, а затем, хорошенько вытереть об меня же, ноги!
Да... Сейчас уже не до мяса - придется разводить костер, обсыхать...
И, все-таки, это здорово!
Костер получился не большой, дымный, но горячий. Растянув на ветках куртку и рубашку, просто наслаждаюсь его теплом, изредка чихая, от хитрых колечек дыма, попадающих в нос.
Скоротать бы еще часика два, а там и рассвет. И снова, иди, куда хочешь...
Минут через сорок, рубашка и куртка, подсохли и я, с блаженством, натягиваю их, обнаруживая во внутреннем кармане две пачки сигарет - открытую и запечатанную.
"Золотой Pall Mall" - единственные сигареты, которые у нас - пока!
– не подделывают.
Закурив, провожу ревизию в карманах: швейцарский нож - подарок от фирмы-производителя; две зажигалки - китайская и "SubMariner's" - такая в городе только одна, у меня; две пачки "полленого молла"; три ручки, два карандаша; записная книжка; деревянная расческа-гребешок "From Siberia with Love"; фонарик "Varta", под квадратную батарейку; связка ключей; кусочек можжевельника и часы "Слава", с металлическим браслетом.
Если эти часики сжать в кулаке, получается отличный кастет, вы уж мне поверьте, проверено - ни одна челюсть не выдерживает, выпуская зубы наружу!
Сизый дымок сигареты смешивается с дымом костра и тает в вышине, над головой. Небо сереет и очень скоро, над поляной встает солнце.
Тушу костер, тщательно затаптывая все угольки, цепляю на нос очки и с грустью прощаюсь с приютившей меня на недолгую ночь, поляной.
– Что день грядущий мне готовит?
– Спрашиваю у тихо шелестящего листвой дерева и иду, куда глаза глядят.