Потерявшийся во сне
Шрифт:
Всего лишь краткая передышка посреди ожесточенной битвы, туманящая и позволяющая остро ощутить разливающий во рту вкус жизни после того, как вскопанная снарядами земля казалась мягкой постелью. Не угрожающий последствиями обмен опытом, событиями, мировоззрением с незнакомцами – простота, да и только, что может быть проще разговора минут на десять между теми, кто хочет высказаться? Сложность кроется в непостоянстве собеседника: мало людей раскроет рот в темное время, когда, однако, чаще всего на ум и приходят более точные, красивые
Машина медленно тронулась, круто повернула и устремилась по пустому проспекту. Во дворах темно-желтый свет фонарных столбов боролся с наступающей тьмой, которая затопляла город. Тени впитывали мрачный облик, и одинокие силуэты, скрытые в них, нагоняли ветерок беспричинного страха. Шофер плавно затормозил возле указанного подъезда. Где-то вдали послышался истеричный смех, совсем близко – открытие бутылки пива и ее пшиканье. Во множестве окон теплился тусклый свет ночников, и совсем редко встречались ярко горящие люстры.
Хмурые тучи окутывали луну, словно запрещали ей показывать свою белоснежную наготу, усыпанную темными веснушками. Листья шептались друг с другом, и иногда их неведомые голоса мерещились испуганному прохожему, попавшему на неосвещенный участок. Они, желтые, красные, но только не зеленые – таких больше не было – падали на землю, описывая траекторию кривых линий в воздухе. Застилали землю ковром, который рано утром дворники сметали веником в единую кучу, чтобы после запихнуть ее в мешок.
Дягелев разомкнул губы – водитель опередил, предугадывая ход мыслей:
– Благодарности ни к чему.
– Без них никуда: они поддерживают цивилизацию. Без банальной вежливости мир бы погрузится в разруху.
– Некоторые благодарности произносятся так, что повеситься хочется.
Дягелев помолчал, глядя в окно, и после, скривив губы в линию печали, выдал:
– А ведь столько людей убивается пока хорошо мне и наоборот.
– Ужасно пагубное мышление.
– И именно оно спускает темноту.
– Только если им неправильно руководствоваться, и все же очень надеюсь, что своим вы умеете грамотно распоряжаться, а все оставшееся, высшее искусство и прочее, со временем придет, так что под корень рубите отчаяние.
Дягелев протянул руку и, прощаясь, заметил:
– И все же странная сегодня ночь, – тот в ответ только кивнул.
В час ночи на кухне, не в состоянии заснуть, он, глядя в окно, за которым разыгрался мелкий дождь, прилипающий лбом к стеклу Дягелев держал наполовину пустую чашку с водой. Опирался руками о подоконник и изредка медленно пил. Внимание привлек блеск за спиной, отразившийся в стекле. Не поворачивался, пытаясь разглядеть. Грудь застыла каменной глыбой: дыхание прекратилось. Со лба скатилась капля пота, оставляя след на носу.
Серебряное лезвие ножа, играясь
3
– Скверно выглядишь.
– Только не надо врать, будто то стало единственной причиной нашей встречи.
– В барах уделяют больше внимания алкоголю, нежели окружающим, – говоривший в мгновение расправился с двойным ромом, зажмурил глаза и демонстративно выдохнул вниз. – По тебе соскучился, утешит?
– Один ты? Что здесь она здесь забыла? – Дягелев ткнул подбородком в сторону женщины, стоявшей к ним боком у барной стойки.
Ну уж нет, это чучело с любого ракурса узнаю, – думал тот.
Собутыльник неуклюже развернулся, кладя в рот лимонную дольку и задев локтем, покрытым темно-синим свитером, казавшимся местами черным от специально тусклого освещения, пустующую рюмку – незнакомка как бы невзначай повернула голову в их сторону и, заметив два пристальных взгляда, резко обратилась к скучающему напротив бармену.
– Без понятия, – уверял тот, – можем пригласить присоединиться. У нас-то вон сколько свободного места, – мгновенно затухший шлепок по сиденью дивана – демонстративное приглашение – затух среди общего гама, но самодовольная улыбка задержалась на лице. Дягелев упускал из виду выходки: одолевала апатия. А пил он машинально и бесцельно только оттого, что у него выспрашивали пожелания и затем ставили перед носом бокалы: ночная работа служителей бара.
– Обойдемся. Не может смириться и жить дальше…
А сам-то, – пронеслось в его голове, – почти что с катушек съехал. Еще чуть-чуть и намеренно ринусь в волчью яму.
– Всему виной люди, – доносились обрывки фраз до ушей Дягелева, – гадят и обижаются, а затем претензии строят. Вызубрили отрывки из конституции и тычут ею в лицо, не понимая написанного. – Тот говорил, сидя вполоборота, провожая глазами женщину, активно ищущую свободный столик, за которым можно было бы сесть лицом к двум мужчинам.
– Пустовато же у вас. Что-нибудь еще? – Вмешался официант.
– Повторите и мне и ему, – командовал товарищ Дягелева.
Тот кивнул и вскоре вернулся вновь с добавкой.
– Алкоголь не берет. Чего хмурый-то такой? Руку у подбородка так и держишь. Приклеил ее, что ли?
– Мало ли у кого что случилось, теперь каждого подряд расспрашивать, завидев понурое лицо? – Равнодушно отговаривался тот, безынтересность ко всему происходящему пожирала изнутри раскаленным докрасна металлом. Все уже когда-то сказанное неоднократно озвучивалось этому человеку поэмами из объяснений. Повторять из раза в раз одно и то же, что выскочит из дурной головы на следующее утро, – все равно что наступать на проклятые грабли снова и снова.