Потерявшийся во сне
Шрифт:
– Я от тебя не отстану, слышишь? Не отстану от тебя! Буду доставать, но не отлезу! Буду раздражать, пока ты не сорвешься и не вмажешь мне, чтобы затем… – Маркус не обращал внимания, откинулся на спинку стула, поднял голову кверху и закрыл глаза. Мысленно падал, куда – понятия не имел. И то не было важно, сам процесс завораживал, а не страшил. Заставлял выбрасывать в кровяное русло будоражащие плоть гормоны… – Чтобы призвать всю твою чудовищность и затем ткнуть ее в твое же лицо, чтобы клеймо на нем осталось, и чтобы всякий страшился и обходил тебя стороной!
– Рад, что
Размахнулась, неловко бросила стакан, резкая боль пронзила плечо женщины. Рюмка врезалась в лоб Дягелева, разбилась, разорвала кожу, выпустив тонкие струйки крови на лицо. Осколки сквозь весь гам громом зазвенели о пол. Мужчина стиснул зубы, прижал ладонью открывшуюся рану, другой рукой слепо искал салфетки на столе. Сжимал глаза до боли, которая и без того разрывала голову на мелкие кусочки.
Осколки разлетелись по разным сторонам, врезаясь в мужские и женские брюки. Официант вместе с администратором, словно сорвавшись с цепи, сразу же ринулся к месту происшествия.
– Вы в порядке? – Обращался человек в деловом костюме к Маркусу. – Вызвать скорую?
– Пустяки, дайте ватку и притащите хлоргексидин.
– Слышал, – обращался администратор к работнику, – хлоргексидин и ватку из аптечки. И позови Эльмиру, чтобы убрала. Что-нибудь еще, – переключался к пострадавшему тот, – может, угостить вас чем-нибудь? Вы уж простите, нам очень жаль.
– Уберите эту дуру за счет заведения. Подальше и навсегда, пожалуйста, – огрызался Дягелев, закрывая лоб салфетками.
Охранник, словно мысленно получая приказы, расположился за спиной администратора, скрестив руки на груди. Мужчина в костюме обернулся к нему:
– Выпроводите эту особу, только без криков.
– Вы не имеете права! – Вскричала та.
– Вами уже нанесено увечье, хотите добавки? – Женщина отрицательно помотала головой. – Вы ведь знакомы? – Обратился тот к Дягелеву.
– Родственники, к несчастью, можно считать.
– Я и сама выйду, – гневно уверяла та, вырываясь из сильных рук. На стол мятая упала купюра. – Надеюсь, столько хватит.
Администратор жестом позвал официанта и, когда тот подбежал, распорядился:
– Принесите ей счет, впишите рюмку в сумму и больше ничего не предлагайте. Что ж, – возвращался к гостям мужчина в костюме, – очень надеюсь, что неприятности более не возникнут. Охранник доведет вас до выхода, а дальше вы уж как-нибудь сами. А вам приятного вечера. – Он аккуратно похлопал по плечу Дягелева, который прижимал наполнившуюся кровью салфетку ко лбу. Боль пронеслась разрезала молнией кожу от плеча до головы.
Официант, разрываясь между счетом и аптечкой, поставил хлоргексидин и упаковку бинтов на стол.
– Могу помочь?
– Тут уж ничем, – Дягелев поменял салфетку. – Шрам останется.
– Оставьте нас, – работник неодобрительно осмотрел худые, опущенные вдоль тела руки и виноватое лицо. – Оставьте, я скоро уйду. Мне надо извиниться, я все равно под наблюдением, а вы, грея уши, порождаете дискомфорт.
Тот удалился, забрав деньги.
– Можете отойти немного
– Действительно хотела извиниться?
– Она считала и называла тебя самым верным, а ты…
– А я ей ни разу не изменил.
Удивление проскочило мимо незамеченным. Тяжелые, неохотные слова против воли редко способны с легкостью слетать с языка, однако эту песню она слышала от него множество раз, и сейчас, придирчиво разглядывая мужчину, который, словно электризованное облако, зарядился нетерпением, озлобленностью, желанием заткнуть собственные уши и чужие рты, а причины на то были, и находя в нем одни лишь изъяны, она видела свозь заляпанными ненавистью стекла глаз, как бездушно выпустили губы ту многократно произносимую фразу. Перед ее женскими догадками теряли всякую силу даже самые убедительные доказательства. Впрочем, Дягелев и не собирался преображать окаменевшую сущность из-за прихотей, по сути, чужой дамочки, ослепленной местью. Он – не скульптор, да и скульптор бы тут не помог: характер в года Маркуса яростно противиться переменам.
– Хотя бы осознаешь, почему она убежала той ночью?
– Человек исчез – отпусти, смирись, прекрати гадания. Факт установлен, спорить далее – бестолковость. Больше всего мне сейчас хочется, чтобы ты обрела хотя бы пару капель трезвой логики разума.
– Это бесчувственным наблюдателям, экспериментаторам так легко разбрасываться философскими мышлениями. Сказать, откуда они в твоем дурном котелке? – Пылила та.
Охранник уловил повышение голоса и сверкающие слепым гневом глаза женщины, направленные на Дягелева, и немедленно двумя огромными шагами приблизился к столику.
– Извините, но вам уже пора, – вмешался официант, принося сдачу.
– Ухожу, не переживайте понапрасну.
Тот лишь недовольно фыркнул, а она, забрав деньги, подняла деньги со стола, метая по всем направлениям неодобрительные взгляды. Охранник, как молчаливый страж, плелся следом за ней до самого выхода и уже там, выпустив ее, как вольную птицу из клетки, шумно захлопнул дверь.
Все в округе ходило ходуном, и каждый мельчайший звук громыхал, как сталкивающиеся разогнавшиеся до предельной скорости машины в глухую ночь. Дягелев, пошатываясь от боли, убрался в туалет, захватив с собой бинт и хлоргексидин. Он не засек время, но, когда вернулся, чтобы забрать поношенное пальто со спинки стула, за спиной возник голос Бориса, видно, только что сорвавшегося с какого-то из соседних столиков:
– Заносит же порой не пойми куда. Оставляешь кровавые следы и салфетки и даже ни о чем не сообщил.
– До тошноты противно, – Маркус накинул пальто, обернулся, затуманенным взором за долю мгновения разглядел то самое темно-синее пальто, покрывающее спину, и удивительно знакомые волосы. Увязалась за этим, с завистью подумал очарованный Дягелев. Вскочить, побежать, окликнуть, развернуть – не хватает сил, да и все же пора прекратить детские игры.
– Свободных мест нет. Не будем же мы торчать с рюмками стоя из-за нескольких пятнышек крови? Тем более, официанты мигом уберут, стоит только позвать.