Поучения, слова, устав и житие старца Паисия Величковского
Шрифт:
И прежде всего начал я прилежно, с Божией помощью, с немалым трудом и расходами приобретать книги отеческие, учащие о послушании и трезвении, внимании и молитве: то сам своей рукой их переписывал, а то и покупал на деньги, которые мы трудом наших рук на необходимые нужды наши зарабатывали. Много раз соглашаясь претерпевать скудость в пище и одежде, мы покупали на эти деньги упомянутые книги на славянском языке и почитали их за небесное сокровище, туне нам от Бога дарованное. Читая их несколько лет с прилежанием, в весьма многих местах я находил в них невразумительные неясности, а в премногих местах не обретал отнюдь и самого грамматического смысла; и хотя многократно читал с неизреченным трудом и пытливостью, но и таким образом не обретал названного смысла. Один Бог знает, какой печали душа моя исполнялась, и, недоумевая, что делать, подумал я, что славянские отеческие книги можно хотя бы немного исправить по другим славянским книгам.
И начал я с четырех книг своей рукой переписывать книгу святого Исихия, пресвитера Иерусалимского, святого Филофея Синаита и святого Феодора Едесского, чтобы, сравнив между собой по крайней мере четыре, сподобиться мне увидеть грамматический смысл. Но весь этот мой труд был напрасен, потому что и в тех четырех книгах при их сопоставлении я не сподобился увидеть оного совершенного смысла.
Когда же я так многократно пострадал, тогда познал, что всуе тружусь в мнимом исправлении славянских книг по славянским, и начал прилежно исследовать, откуда в книгах славянских такая невразумительная неясность и недостаток грамматического смысла. И постижением немощного ума своего нашел, что тому есть две причины: первая—неискусность древних переводчиков книг с эллиногреческого на славянский язык, вторая — неискусность и нерадение неискусных переписчиков. И тогда я уже совершенно отчаялся увидеть в славянских отеческих книгах правый и истинный смысл, какой содержится в тех же эллиногреческих книгах.
После многолетнего моего пребывания на Святой Горе, когда я отчасти научился говорить на греческом языке, появилось у меня всеприлежное намерение с болезнью сердца искать эллиногреческие отеческие книги в надежде исправить по ним славянские, и, поискав во многих местах и не один раз, я не мог найти. Затем пошел я в Великий лаврский скит святой Анны, и в Капсокаливу, и в Ватопедский скит святого Димитрия, и в прочие лавры и монастыри и, всюду спрашивая именитых лиц, опытных и престарелых духовников и честных иноков о книгах отеческих по именам их авторов, нигде не сподобился найти таковых, но от всех получал такой единогласный ответ: «Мы даже до сего дня не только таких книг не знаем, но и имен этих святых не слышали». Получив такой ответ, Бог знает, в какое недоумение я впал, рассуждая, что в этом святом и для тихого и безмолвного пребывания иноков Богом избранном месте, где жили многие великие и совершенные святые, не сподобился я не только обрести многожеланные мне святые книги, но даже и имен тех святых от кого-либо услышать. И потому впал я в немалую об этом печаль, однако всю мою надежду на обретение таких книг возложил на Бога и молил Его неизреченное милосердие, чтобы «имиже весть судьбами», как Всесильный и Всемогущий, сподобил меня обрести такие книги. Бог же Премилосердный, не презрев мое усердное желание приобрести книги отеческие на эллиногреческом языке, сподобил меня по Своему неизреченному Промыслу найти такие книги и некоторую часть из них приобрести следующим образом.
Однажды я шел с двумя братьями из святой Великой Лавры святого Афанасия Афонского в Великий лаврский скит святой Анны, и мы пришли к превысокому холму святого пророка Илии, который по высоте равен третьей части великого превысочайшего святого Афона и под которым на превысоком месте со стороны моря находится скит святого Василия Великого, созданный в недавние времена иноками, пришедшими из Кесарии Каппадокийской, на пресуровейшем месте, не имеющем ни потока, ни источника текущей воды, отчего тот скит ни виноградников, ни оливковых деревьев, ни смокв, ни садов, ни иного какого-либо утешения этого мира не имеет, но одной дождевой водой удовлетворяет необходимую нужду братии. И появилось у нас желание в скит тот пойти, отчасти ради поклонения, отчасти же ради того, чтобы увидеть место, в котором до того времени мы еще не бывали.
Когда же мы пришли в тот скит и сели близ святой церкви, увидел нас один благоговейный инок, который и открыл нам, а после того как мы поклонились святым иконам в той церкви и вышли из нее, позвал нас с любовью в свою келию и вышел приготовить для нас пищу, чтобы доставить нам покой от труда пути. Взглянув на столик у окна, я увидел лежащую на нем открытую книгу, с которой он списывал другую, ибо ремеслом он был краснописец. И когда я заглянул в нее, увидел, что это была книга святого Петра Дамаскина; увидев ее, какой пренеизреченной радости духовной я преисполнился, высказать не могу, ибо показалось мне, что сподобился я увидеть на земле небесное сокровище. Когда же он возвратился в келию, я начал его расспрашивать с великой радостью и невыразимым удивлением, откуда такая книга сверх ожидания моего у святыни его оказалась? Он сказал мне, что есть у него еще и другая книга этого же святого, имеющая двадцать четыре слова по буквам алфавита. Когда же я спрашивал его, есть ли у них и прочие такие книги, он отвечал, что есть следующие: святого Антония Великого, святого Григория Синаита (но не вся), святого Филофея, святого Исихия, святого Диадоха, святого Фалассия, святого Симеона Нового Богослова «Слово о молитве», святого Никифора-монаха «Слово о молитве», книга святого Исаии и прочие такие книги, святого же Никиты Стифата только двадцать две главы, а целой книги, сказал он, у них нет, разве только в библиотеках больших монастырей она имеется. Когда же я спросил его о том, почему я, столь многое время с болезнью сердца искавший такие книги, не нашел их и, прилежно спрашивая многих честных лиц, даже слышать о них не сподобился, он отвечал мне: «Причина этого, по мнению моему, состоит в том, что книги эти написаны самым чистым эллиногреческим языком, который ныне, кроме ученых лиц, едва ли кто из греков хотя бы немного понимает, многие же и совсем не знают, а потому и книги эти пришли во всесовершенное почти забвение, из-за чего не сподобился ты, спрашивая о таких книгах, даже и слышать о них. Живущие же в этом скиту иноки, еще когда пребывали в стране своей, Кесарии Каппадокийской, немало о таких книгах слышали, а после того как пришли на Святую Гору, благодаря многому труду, по долгом времени и с немалыми издержками, зарабатывая своим рукоделием, за плату научились у знающих лиц не только простому, но и самому эллиногреческому языку и, найдя с Божией помощью в некоторых обителях такие книги, их переписывают, читают, получают пользу и на делание, которому учат эти книги, по силе своей себя понуждают».
Услышав это и чрезвычайно возрадовавшись радостью неизреченной об обретении такого на земле небесного сокровища, я начал прилежно молить этого краснописца, чтобы он переписал и мне любви ради Божией такие книги, обещая ему дать какую ни захочет цену за труд его. Он же, поскольку имел много работы по переписыванию, отказался и повел меня к другому краснописцу, который пребывал в том же скиту и которого я также с великим усердием о переписывании книг отеческих молил, обещая ему за труд дать тройную цену. Но он, видя немалое мое желание приобрести такие книги, любви ради Божией тройной цены не захотел и, несмотря на то что и сам имел много работы по переписыванию, обещал мне за обычную цену, сколько сможет и сколько сил Бог подаст его руке, переписать некоторую часть этих книг. Итак, за два с небольшим года до выхода нашего со Святой Горы краснописец тот начал переписывать, сколько сил Бог подал его руке, и часть некую многожеланных мне книг переписал. Получив их со всей радостью, как дар Божий, с небес посланный нам, мы вышли со Святой Горы Афонской, чтобы в здешних странах иметь большее удобство в попечении о необходимых нуждах собора нашего.
Когда же мы вселились в святую обитель Драгомирнскую, начал я всеприлежно размышлять и заботиться о том, каким бы образом я смог или исправить отеческие славянские книги, или даже начать новый перевод их с эллиногреческих, и начал это дело следующим образом. Взял я себе за руководство переводные книги отеческие на молдавском языке, которые перевели с эллиногреческих, переписанных для меня на Святой Горе, на свой природный молдовлахийский язык возлюбленные братья наши, иеромонахи Макарий и Иларион-даскал, искусные в переводе книг и ученые мужи. Часть из них брат Макарий перевел еще на Святой Горе Афонской, а часть — в Драгомирне, также и честной даскал отец Иларион часть некоторую из них перевел в соборе нашем. Посчитав, что их перевод, без всякого сомнения, во всем верен, начал я имеющиеся у меня книги, в древности переведенные на славянский язык с эллиногреческого, исправлять, а иные и вновь переводить, прилежно взирая и на те эллиногреческие книги, которые были переписаны для меня на Святой Горе. И перевел вновь книги следующих святых: святого Антония Великого, святого Иоанна Лествичника, святого Исихия, святого Филофея, святого Нила Синайского «О молитве», святого Исаии Отшельника главы о молитве и святого Фалассия. В древности же переведенные книги исправлял следующие: святого Диадоха, святого Макария вторую книгу, святого Исаака, святого Григория Синаита, святого Симеона Нового Богослова «Слово о молитве и внимании», святого Кассиана Римлянина «О восьми помыслах» и «Слово о рассуждении» и прочие.
В 1774 году пришел со Святой Горы к нам в Драгомирну, когда мы еще там пребывали, один монах-грек по имени Констанций. Он принес с собой эллиногреческую книгу, переписанную его собственной рукой и имеющую в себе множество сочинений отеческих. Обнаружились же в ней некоторые сочинения, которых на славянском языке я вплоть до того времени еще не видел и которые он по прилежному моему молению переписал нам своей рукой. Но поскольку он совсем не знал грамматического учения, потому из-за совершенной своей неискусности в орфографии он как в свою книгу, так и из своей в переписанное для нас привнес премногие и бесчисленные погрешности. И, воистину, нашли мы золото словес святых валяющимся в грязи неправописания, от которой даже из хорошо образованных лиц кто сможет без достоверных эллиногреческих подлинников его очистить? Из этих переписанных упомянутым Констанцием книг я вновь перевел следующие: святого Марка Постника, святого Феодора Едесского и святого Никиты Стифата «Триста глав». Эти книги более всех упомянутых не только для печати, но и для переписывания ныне в иной обители совершенно непригодны, пока не будут исправлены по достоверным печатным или даже рукописным подлинникам.
Вот, как в зеркале я показал святыне твоей, каким был мой труд в исправлении отеческих славянских книг по эллиногреческим или в новом переводе последних на славянский язык. Ибо превыше силы моей был этот труд, но и еще он несовершенен по упомянутой благословной причине, по которой ныне не только для напечатания, но и для переписывания в иной обители эти книги совсем непригодны до совершенного исправления их по наидостоверным эллиногреческим подлинникам. Потому и святыне вашей прислать такие книги для переписывания или напечатания я не мог никоим образом, боясь насиловать мою христианскую и монашескую совесть и боясь вечного осуждения души моей в день Страшного Суда Божия за это дело, хромающее и несовершенное.
Святыня же ваша, если даже и доныне еще имеет хотя бы одну неугасшую искру истинной по заповеди Христовой любви ко мне, не должна мой отказ присылать вам эти книги считать знаком того, что я с вами не примирился, или враждую с вами, или будто бы позавидовал общей пользе хотящих спастись и получить пользу от таких книг, — да не попустит мне Христос Спаситель такого безумия! Иной причины отказа присылать вам такие книги, кроме упомянутой, по благодати Божией в душе моей не усматриваю. Потому молю святыню вашу: после того, как вы уразумеете мое столь ясное уверение относительно причин отказа присылать вам такие книги, всякое неподобающее мнение обо мне из-за этого дела в душе вашей истребите и более меня этим не беспокойте, ибо сколько не приложите к этому труда — он будет напрасным. Ведь пока книги эти не будут совершенно исправлены по истинным эллиногреческим подлинникам, по моему душевному обету из собора нашего они не выйдут.