Повелитель Человечества

Дембски-Боуден Аарон

– Вы можете удалить его?

– Конечно, – ответил Император, всё ещё продолжая смотреть на экраны.

Аркхан изо всех сил постарался скрыть удивление. – Тогда, Божественный, почему вы не удалили его?

– Вот почему, – Император положил обе руки на голову Ангрона, кончики пальцев одной касались виска и щеки примарха, а другой покоились на бритой голове, где усики-кабели соединялись с плотью и костью. Изображения на экранах сразу сменились более чётким отпечатком прочного толстого черепа несчастного с грубой кибернетикой и шрамами на кости от глубоких хирургических лазерных разрезов.

– Видишь? – спросил Император.

Аркхан

видел. Усики глубоко укоренились в плоти мозга, они пронизывали нервную систему и спускались вдоль позвоночника. Каждое движение должно было причинять примарху сильную боль, стимулируя злобу и гнев.

Что ещё хуже, краевая доля и островковая область мозга были не просто разорваны внедрением механизма, их хирургически атаковали и удалили ещё до имплантации. Вбитое в череп устройство не разрушило эти части мозга, а заменило их. Внутреннее сканирование показывало уродливую чёрную кибернетику на месте целых участков мозговой ткани примарха.

– Они – единственное, что сохраняет ему жизнь, – сказал Аркхан.

Император убрал руки с черепа спящего примарха. Большинство экранов сразу потемнели. Он заговорил, снимая хирургические перчатки. – Это было познавательно.

– Не понимаю, Божественный. Чем я могу быть Вам полезен?

– Ты уже принёс огромную пользу, Аркхан. Ты подтвердил мои подозрения о том, что это – cruciamen. Никто другой не смог бы сделать это. Поэтому я благодарен.

Аркхан ожидал бесстрастного поведения Омниссии, но увидев Его в такой личной обстановке, был невероятно поражён. Столь нейтральный. Столь нечеловечески нейтральный.

– Божественный, – произнёс он, прежде чем понял, что собирается что-то сказать.

– Повреждённый примарх – всё равно остаётся примархом, – продолжал отвлечённо размышлять Император. – В чём дело, Аркхан?

Лэнд замешкался. – Вы жизнерадостнее в этот момент, чем я ожидал, даже учитывая Вашу священную отстранённость от эмоций.

– А какой остаётся выбор? – Император положил испачканные кровью перчатки на ближайший хирургический стол, где лежали покрытые красными пятнами мокрые недавно использованные скальпели и другие инструменты. – Плакать над Двенадцатым, словно он мой раненый сын, а я его скорбящий отец?

– Ни в коем случае, Божественный, – осторожно подбирал слова Аркхан. – Хотя некоторые ожидали бы этого.

Император отцепил наручи костюма, а затем снял хирургическую маску, которая закрывала Его лицо. – Он не мой сын, Аркхан. Никто из них. Они – военачальники, полководцы, инструменты, рождённые служить цели. Как и легионы, рождённые служить цели.

Аркхан смотрел на спящего полубога, видя, как лицо Ангрона подёргивается и вздрагивает в болезненной гармонии с разрушенной нервной системой.

– С вашего благословения, Божественный, я хотел бы Вас кое о чём спросить.

Император в первый раз посмотрел на Лэнда. От взора Омниссии Движущая Сила в крови Аркхана потекла быстрее, покалывая, как слабая кислота.

– Спрашивай.

– Примархи. Говорят, что они всегда называют Вас отцом. Это выглядит таким… сентиментальным. Я никогда не понимал, почему Вы позволяете это.

Император некоторое время молчал. Когда Он заговорил, Его взгляд вернулся к огромной фигуре на хирургической плите. – Когда-то жил писатель, – начал Он, – сочинитель детских рассказов, написавший историю о деревянной марионетке, которая хотела родиться заново и стать человеческим

ребёнком. И эта марионетка, этот покрашенный автоматон, вырезанный из дерева и желавший обрести плоть, кровь и кости, ты знаешь, как он называл своего создателя? Как такое существо называло своего творца, давшего ему облик, форму и жизнь?

“Отец”, – Аркхан почувствовал мурашки на коже. – Я понял, Божественный.

– Вижу, что понял. – Император повернулся к телу на плите. – Продолжительность жизни Двенадцатого и тактическая проницательность могут снизиться, но механизм боли усилит эффективность других аспектов и компенсирует это. Я полагаю, что верну Двенадцатого в его легион. Прими ещё раз мою благодарность, Аркхан. Спасибо, что пришёл.

Это был первый и единственный раз, когда он находился один рядом с Омниссией. Он мог использовать эту высочайшую честь, обнародовать её и почивать на славе. Но он не стал. Несмотря на то, что критики называли его тщеславным и напыщенным, Аркхан Лэнд хранил самую истинную честь в жизни в тайне ото всех. Он унизил себя, если использовал бы этот момент для личной выгоды. Он был доволен тем, что оставил его сокровенным часом радости, прекрасным вечером, когда живому богу потребовалось его знание.

Грохот лифта вернул его в настоящее, когда спуск в цитадель ордо Редуктор наконец-то закончился. Трёхслойные двери разомкнули замки в симфонии металлического лязга и заскрипели, открываясь одна за другой. Предупреждающие об опасности полосы протянулись во все стороны, когда последняя шлюзовая дверь наконец-то исчезла.

В вестибюле за ней его ждал Кейн. С тех пор как Аркхан видел его в последний раз, генерал-фабрикатор освятил себя тяжёлым вооружением. “Оно ему к лицу, – подумал Аркхан, – учитывая его прямолинейный и невдохновлённый подход к существованию”.

– Генерал-фабрикатор, – приветствовал он изгнанного правителя Священного Марса.

– Аркхан Лэнд, – ответил его повелитель и господин. – Следуйте за мной.

– Сию же секунду, доминус. “Занудная ты горгулья”. Могу я узнать, что вам нужно?

– Вы всё увидите, – Кейн повернулся, поехав назад на скрежетавших гусеницах и сложив руки напротив красной мантии. – Следуйте за мной.

– Куда мы направляемся?

– Беседовать с вестниками Благословенного Разрушения. Пока достаточно вопросов. Просто следуйте за мной.

Кейн, слегка покачиваясь, катился вперёд на гусеницах бронированной платформы между колоннами генераторов. Воздух был насыщен ладаном, а гудящие вентиляционные системы подавали углекислый газ и аргон в комплекс, разбавляя азот и кислород до неприятных, но пригодных для дыхания уровней, аналогичных терраформированной марсианской атмосфере. Кейн жадно вдыхал искусственный смог сквозь респираторные фильтры. Каждые его вдох становился священным ритуалом.

Температура глубоко внутри комплекса была непостоянной, системы регулирования микроклимата управлялись перегруженными процессорами, которые при необходимости меняли её от помещения к помещению. В этом конкретном хранилище переход от жара кузни до криогенного холода был достаточно резким, чтобы ощущаться, как физический барьер. Его тело дрожало в колыбели из толстых кабелей, пока гусеницы катились по неровному полу.