Повелитель драконов. Перо грифона
Шрифт:
– С этим Ундсет справится – не волнуйся! – Бен опустился на корточки рядом с ним. – Помнишь, у нас водяной конь отказывался есть? Мы его вытащили из воды полуживым. Ундсет пару раз навестила его, и он сразу стал есть и катал Гиневер по всему фьорду!
– Да, точно, – кивнул Барнабас. – Хорошо, что ты мне напомнил. Беда в том, что мы мало что можем сообщить Ундсет о пегасах. Все согласны в том, что они появились из крови медузы, но это почти все, что мне о них известно. Притом что я долгие годы собирал любую информацию о крылатых конях! Они еще пугливее и недоверчивее, чем обычные дикие лошади, и могут быть очень опасны, если их напугать. Хорошо, если Анемос подпустит Ундет осмотреть себя. Это просто чудо, что Вита смогла его уговорить поехать к нам.
За их спиной несколько грибовников разглаживали солому для пегасова гнезда. Четверо из них были похожи на ходячие мухоморы, а два других казались шампиньонами, которым приделали руки и ноги. Грибовники не скрывали, что терпеть не могут людей, но в Мимамейдре они с удовольствием брались за чистку стойл, поскольку остро нуждались в грязной соломе для выращивания грибов. Грибовники, тучевороны, ежовники… Множество сказочных существ из окрестных лесов работали в Мимамейдре за пищу, одежду или жилье. В особенности зимой: это сильно помогало им выжить.
Бен вытянул из соломы серебристое гусиное перо и погладил переливающийся пух.
– Барнабас, а ты знаешь, как выглядят эти солнечные перья грифона?
– Они длиной в две-три ладони и на вид из чистого золота. Но при этом, говорят, легкие и мягкие, как и это, гусиное. Здорово звучит, правда?
Да, так и есть.
– Знаешь, – тихо произнес Барнабас, – мне уже начинает нравиться мысль, что мы отправимся искать этих чудищ. Конечно, очень неприятно сознавать, что спасение последних пегасов зависит от доброй воли грифона. Один из моих любимых героев, неподражаемый Нагиб Саид Насреддин, восемьсот с лишним лет назад наблюдал на юге Анатолии за стаей грифонов и вел при этом подробнейший дневник. Последние записи в нем сделаны рукой его слуги, потому что вожак стаи оторвал Насреддину руку по самое плечо и много лет держал его в плетеной клетке, как птицу. В конце концов один могущественный правитель выкупил его за ящик золота. Позже Насреддин продиктовал своему слуге рассказ об этих событиях, и там говорится: «Идя к грифону, всегда бери с собой золото. Есть лишь одна вещь, которую небесные львы любят сильнее своих сокровищ, – война».
Да, похоже, грифон не то существо, к которому можно просто обратиться с просьбой.
– Но ты хоть знаешь, где их искать? – По руке Бена скользнула огнемандра. Казалось, по коже течет горячий воск. – Джейн Гридалл сказала, что их вроде уже несколько веков никто не видел.
Барнабас снял очки и принялся протирать их подолом рубашки. Бен так хорошо знал этот жест, будто Барнабас Визенгрунд и вправду был его отцом. Сознавать это было приятно.
– Несколько десятилетий назад прошел слух, что на одном из островов Индонезии живет стая грифонов, – заговорил Барнабас. – Это, надо сказать, довольно расплывчатое указание. Индонезия насчитывает более семнадцати тысяч островов. И даже если мы найдем грифонов, толк от пера будет только в том случае, если мы самое позднее спустя десять дней вернемся с ним сюда, в Мимамейдр. Маловато времени для путешествия на другой конец света, поиски и переговоры с грифонами. Но три маленьких пегасика! – Барнабас снова надел очки и обнял Бена за плечи. – Ты слышал о том, что рождение пегаса будто бы приносит счастье на семижды семь лет? Это нашему миру очень пригодилось бы, правда? Мы спасем этих жеребят! Даже если какой-нибудь грифон оторвет мне за это руку! Только не говори Вите и Гиневер, что я это сказал.
Дверь стойла отворилась.
В нее просунулась голова Хотбродда. Но прежде чем тролль успел разжать зеленые губы, между его ногами в проем проскочил Мухоножка.
– Он здесь, хозяин! – прокричал он тонким, пронзительным голоском.
Даже для гомункулуса, прожившего на этом свете четыре столетия, встреча с последним пегасом была событием.
– Ты знаешь индонезийский язык, Мухоножка? – тихонько спросил его Бен, сажая человечка себе на плечо. Сам он, к своему стыду, не знал даже толком, где находится Индонезия.
– Смотря какой, господин! – ответил Мухоножка. – Индонезийских языков более семисот. Я свободно говорю только на сунданском и минангкабау, но могу сносно объясниться еще на десятке диалектов.
Для Бена всегда оставалось неразрешимой загадкой, как в такой крошечной голове помещается столько знаний. По сравнению с этим собственная голова казалась ему пустым запыленным чердаком. Он при всем желании не мог теперь представить себе, как когда-то обходился без Мухоножки. И конечно, все были бы только рады, если бы жеребят можно было спасти каким-нибудь менее рискованным способом, без солнечных перьев. И все же мысль, что они, может быть, увидят грифона, будила в Бене неудержимое любопытство. Интересно, он такой же страшный, как василиск? Или как Крапивник, бывший хозяин Мухоножки, до сих пор являвшийся Бену в ночных кошмарах? А передние ноги у них птичьи или львиные, как и задние? На картинках, которые ему случалось видеть, их изображали по-разному.
И тут Бен забыл о грифонах.
Темнота перед стойлом поблескивала светляками и кружащимися роями переливчатых фей. Даже звезды, казалось, сияли ярче, а ветер в кронах шептал радостное приветствие. Как будто мир до краев наполнился светом и музыкой.
В Мимамейдр прибыл последний пегас.
7. Последний пегас
О, крылатый конь!
Дружба с драконом влечет за собой знакомство со множеством волшебных существ. О каждом Бен сохранял благодарную память, но ни одно из них не восхищало его так, как Лунг. До той минуты, пока он не увидел перед домом стоявшего рядом с Гиневер крылатого коня. Счастье, которое Бен испытывал в присутствии Лунга, состояло из огня и воздуха, из серебристого лунного света и энергии пламени, пляшущего на ветру.
Пегас принес с собой счастье, совсем иное на вкус. Оно пахло землей, собирающимися тучами и громом, мокрой от росы травой и отсветами звезд на перьях и шерсти.
Анемос был ненамного больше обычного коня и вовсе не пегий, как часто изображают пегасов. Шерсть и крылья у него были багряные, словно лучи заката. Только копыта отливали серебром, как чешуя Лунга.
Столько силы и красоты! Столько света! Но боль утраты окутывала пегаса, словно облако. Вита и Гиневер пошли с Хотброддом отнести в стойло гнездо с яйцами. Анемос подошел к Барнабасу, тяжело ступая копытами, налитыми отчаянием, будто свинцом.
– Спасибо тебе, Визенгрунд, – хрипло произнес он. – Мои крылья и разум ослабели от горя, и мне трудно поверить, что я не потеряю детей, как потерял их мать. Мне легче оттого, что ты, как я вижу, еще на что-то надеешься.
Барнабасу стоило больших усилий не рассказать пегасу о перьях грифона. Но тогда Анемос, как и Лунг, захотел бы отправиться с ними, а для него грифоны представляли еще большую опасность, чем для дракона.
– Да, надежда определенно есть! – заявил он. – Но сначала мы должны привести тебя в порядок. Я вызвал врача. У нас тут есть женщина, которая лечит сказочных существ. Надеюсь, ты позволишь ей себя осмотреть?