Повелитель монгольского ветра (сборник)
Шрифт:
Ветер, бесприютный монгольский ветер-скиталец лез во все щели, теребил полы летних пальто беженцев, сушил их глаза.
– Эх, господа! – отставив стакан с недопитым спитым чайком (чаю щедрый хозяин отсыпал мало, и приходилось заваривать нифиля), начал адвокат. – А я ведь, господа, мальчишкой с папашей на царских обедах московских, коронационных, присутствовал! Вот жизнь была, сам себе не верю!
И несмотря на то, что собеседники никакого видимого интереса к теме не высказали, рассказчик продолжал:
– Вот, к примеру, меню обеда обычного, так сказать,
– С судаков, поди? – подсказал было Носков.
– С ершей! С ершей, судари вы мои, чтоб мне пропасть!
– Да, навар с ерша богатый, – уважительно отозвался Носков. – Да-c… Значит, потом дичь на жаркое, да салаты, да горох стручковый, да мороженое…
– А вы, стало быть, и коронацию помните?
– Вот смешное ведь дело! Коронацию не помню, а обеды, меню их, на всю жизнь в память врезались… Батюшка-то мой из немцев, изволите видеть, хоть и обрусевших, но на кухню внимания не обращал, бутерброды да яишня, а у меня-то глаза и разбежались, даром что мал, да удал…
Смеркалось.
Налив еще чайку, адвокат продолжал:
– А вот что не меня, мальчишку, потрясло… Да меня там и быть не могло, батюшка домой программку принес, сановники даже поражены этакой роскошью были!.. Так это обед в самый день коронации, для членов Царствующего дома да правительства…
– А ваш-то батюшка, позвольте спросить, каким боком там оказался?
– В охранном-с отделении служил, революционеров вылавливал, да, видать, не всех поймал… Так вот, господа, помирать буду, тот обед не забуду, хоть сам и не едал, и не видал… Значит, перво-наперво на специальных столах были собраны все закуски русские, которые только из истории известны, 160 блюд, господа! А обедавших было ровно 150 персон… Затем само меню шло: копченые рыбы да соленые – семужка, лососинушка, осетринка, белужка, севрюжка, нельмушка, белорыбица, сиги, сиги, господа! По полпуда каждый… Да сельди, сельди, сосьвинская сельдь да жупановская, да залом, да омуль байкальский, да муксун – это, господа, из солидных рыб, царских. А уж корюшек ленских да ряпушек ладожских и не считал никто, так-то…
– Ну а за рыбой? – сглотнув слюну, спросил Носков.
– Да, вот тут-то чудеса и начинаются. Значит, икорка черная зернистая, паюсная, само собой, и впервые, впервые-с, господа, осетровая черная, так и называемая императорская. Красная семужья, мельничья-с, кетовая, да рыбы горбуши, да кижучовая. Салаты-с из раков севанских да крабов сахалинских с яйцами да с красной икрой.
Он перевел дух и огляделся. Флигелек тонул во мраке, и третий спутник – степенный купец – затеплил припасенный сальный огарок.
– Грибки, – не сказал, а выстонал рассказчик, – грибки-c, господа… Рыжики соленые, белые, грузди белые вологодские да черные тверские, сморчки да строчки, век тех строчков не знал, да все попробовать желаю… Затем колбасы шли: страсбургская из гусиных печенок, тюрингенская, гамбургская, брауншвейгская – все от Елисеева, да окорока тамбовские.
Он замолчал.
– Ну же, ну же-с, – задыхаясь, торопил Носков, – а супы? Супы-то были?
Но адвокат ничего не ответил, а лишь, махнув рукой, отвернулся к низенькому сумрачному оконцу – не окошку, а амбразуре – и глухо зарыдал. Тощая его шея, торчавшая из воротника нелепого драпового грязного пальто с намотанной какой-то тряпкой, тряслась и вздрагивала.
– А большая он сволочь, этот твой Рожков, – промолвил весь день молчавший Шнуров и макнул картофелину в соль. – Знал я, да молчал, надеясь, может, исправился человек – ан нет, экую аванию [56] нанес…
56
Оскорбление, обида (устар.).
– Так вы его, оказывается, знали, Степан Пантелеевич? – оживился Носков.
– Знавал-с. В коммерческом вместе обучались. Да он у нас, мухортенький, вечно битым бывал за то, сударь вы мой, что жрал по ночам один да доносил. Да что там? Крамарь [57] он и есть крамарь, хоть ты его на золоте корми, паскудная душа…
– Эх, кабы знать заранее, – сокрушенно добавил он погодя и перекрестил зевающий рот. – Ну да делать нечего, господа хорошие, давай-ка лучше спать. А я тут неподалеку, к знакомцу, пока суть да дело, прогуляюсь…
57
Мелкий лавочник, птица невысокого полета (устар.).
…А Меланья грызла кулак в своей каморке и прислушивалась к шуму в хозяйских покоях наверху.
8 июля 1921 года, Урга (Улан-Батор), Внешняя Монголия,3 часа утра, помещение военной комендатуры
– Сукин сын! – Поднятый ташур барона опустился на сухонькую головку подвешенного на дыбу человечка. – Нет денег, нет?!
Палка стукнула и раз, и два.
Рожков дернулся и заверещал. Вывернутые в плечах руки хрустели, и отвратительный этот звук мог свести с ума кого угодно, но не барона.
– Позвольте-с, ваше высокопревосходительство, я спопробаю. – Полковник Сипайлов, главный палач Урги, маньяк и садист, начал подходить-подкрадываться справа. – С этими, пардон сказать, людьми по-иному-с надо…
И железные огромные щипцы опустились на жа ровню.
– Так нет денег на армию?! – Немигающие голубые страшные глаза барона придвинулись к самому лицу доверенного «короля сурков». – Нет?!
– Да нету же, нет! – выстонал-выкрикнул пытаемый.
Дверь в пыточную отворилась.