Повелитель Вселенной

Сарджент Памела

— Нилха слабак. Он не осмелится.

— Он может осмелиться, — возразил Мунлик, — если кто-то другой вдолбит ему это. Тэмуджин, я служил тебе верно с тех пор, как ты щедро вознаградил меня, дав мне в жены свою добрую мать. Говорил ли я когда-ни-будь на твоих советах что-либо, кроме того, что я подчинюсь любому твоему приказу? Высказывался ли я против того, что ты твердо решил делать?

— Нет, — ответил Тэмуджин.

— Они хотят заманить тебя в ловушку, — сказал Мунлик. — Я уверен в этом.

Тэмуджин

нахмурился.

— И что бы ты сделал на моем месте?

— Сказал бы Нилхе, что не могу приехать.

— И потерять все, на что я надеялся? Под каким же предлогом?

— Сейчас время весеннее, — ответил Мунлик, — твои лошади отощали, и тебе нужно подкормить их. Если Сенгум искренен, он попросится сам к тебе в гости, и ты ничего не потеряешь. Если он этого не сделает, ты узнаешь, что он замышляет.

Тэмуджин посмотрел на своих людей.

— Что вы на это скажете?

Киратай поднял голову.

— А то, что твой приемный отец дает тебе, возможно, мудрый совет, — сказал он. — Кэрэиты и прежде изменяли своему слову.

Тэмуджин молча ел. Оэлун кивнула мужу, ему пришлось набраться мужества, чтобы высказаться перед ханом.

— Ван-хан обязан мне троном, — наконец проговорил Тэмуджин. — Нилха по-прежнему будет прятаться, если я не прогоню найманов с их земель. — Он положил руки на бедра. — Киратай, вы с Бухатаем поедете к Сенгуму и скажете ему, что я должен подкормить лошадей. Поезжайте на рассвете и возьмите с собой подарки. Попируйте с ним, но возвращайтесь ко мне быстро, если он ничего не скажет о своем приезде ко мне для помолвки. А мы все вернемся в мой стан. — Он взглянул на Мунлика. — Если окажется, что ты не прав, Мунлик-эчигэ, ты испытаешь мой гнев.

— Я знаю, о чем говорю, — возразил старик.

— Поэтому-то я и верю тебе.

— Мой сын наконец-то прислушался к совету, — тихо сказала хану Оэлун. — Но, разумеется, он ошибается редко.

— Мама, если бы я прислушивался ко всем советам, ничего не решалось бы. Пусть всякий крепко подумает, прежде чем дать мне совет.

— Да… но не слишком запугивай людей, а то они не обратятся к тебе, когда это будет нужно.

Она встала и убрала блюда.

Мужчины немного выпили, а потом бросили жребий, кому стоять на часах в первую смену. Двое вышли, а остальные завернулись в одеяла.

— Ты можешь поспать в моей постели, Тэмуджин, — предложил Шиги Хутух.

Тэмуджин улыбнулся.

— Отлично.

Оэлун проводила сына к постели мальчика. Тэмуджин увернулся, когда она хотела снять с него шубу.

— Я не ребенок, — сказал он.

— Смеешься над старой матерью. — Как обычно, она к вечеру уставала. У нее закололо под ребрами, когда она стала на колени, чтобы разуть его. Она укрыла его одеялом, хоть он и притворно хмурился. — Можно попросить тебя, Тэмуджин? — Он кивнул. — Мне бы хотелось уехать завтра с тобой.

— Тогда я должен задержаться, пока ты упакуешь вещи и подготовишь кибитку.

— Мне не нужна кибитка. Я поеду верхом, и это пойдет мне на пользу.

— А я останусь без жены? — спросил Мунлик, уже лежавший в их общей постели. — Юрта будет без тебя пуста.

— Я скоро вернусь. — Она встала и посмотрела на сына. — Я хочу навестить Бортэ и внуков. Ты бы почаще собирал нас всех вместе. Твоей старой матери осталось недолго жить и радоваться внукам.

Тэмуджин сделал знак, отводящий беду.

— Не говори такие вещи. Ты выносливая. — Как-то он сказал ей, что на вид она не старше Бортэ, но последнее время это было бы не так. — Я устал спорить с тобой. Если твой муж отпустит тебя, ты поедешь.

— Пусть едет, — пробурчал Мунлик.

Оэлун пошла к постели, сняла халат, разулась и легла рядом с мужем. Она обняла его, он прижался к ней. Его любовь была, как костер в ночи, согревавший ее.

— Сначала ты говорил мне, что я в конце концов должен жениться, — сказал Джучи, — а теперь ты говоришь, что я могу и подождать.

Бортэ нахмурилась. Он был в поле и приехал в орду лишь вечером. Едва он успел поздороваться с матерью, как Тэмуджин сказал ему об отсрочке помолвки.

— Ты женишься, — добавил Тэмуджин, — так или иначе, либо на дочери Сенгума, либо на ком-нибудь еще.

— Он думает, что его дочь слишком хороша для меня. — Джучи схватил кусок мяса. — Если она окажется в моей юрте, хорошая трепка поставит ее на место.

Чагадай посмотрел на старшего брата.

— Кэрэиты согласны выдать его дочь за старшего сына хана, так что они, наверно, имеют в виду меня…

Хан строго посмотрел на него и поднял руку. Бортэ хлебнула из кубка. Джучи было девятнадцать лет. Он был похож на Чилгера, и рот у него кривился точно так же, как у мэркита, когда тот злился, и тело было массивное, ширококостное, и глаза маленькие, черные. Он смотрел мимо нее на Есуй и Есуген, которые сидели слева от Хадаган. Джучи ел глазами сестер. Его бы давно надо было женить.

— Я позабочусь, — сказал Тэмуджин, — чтобы у всех моих сыновей были жены, достойные их.

Угэдэй улыбнулся отцу.

— Тогда ты должен найти мне такую, как наша мама. — Лицо хана подобрело, когда он взглянул на третьего сына. Угэдэй поднял кубок и выпил. В свои четырнадцать это был широкоплечий мальчик, выпивавший уже как мужчина, но становившийся от выпивки более дружелюбным.

Оэлун-экэ что-то сказала сыну. Бортэ усадила ее слева от Тэмуджина. Старость пришла к Оэлун внезапно, лицо ее обветрилось и покрылось тонкими морщинами. Только золотисто-карие глаза были теми же.