Повелители волков
Шрифт:
— Надо.
— Если надо — ищи.
— Уж не думаешь ли ты, что я записался в сикофанты [47] и хочу сдать их городской страже? Я ведь могу и обидеться, Фесарион. — Взгляд юноши потяжелел.
— Говорю же — не знаю, где они! Были третьего дня, набрали много вина, еды и испарились. И один и другой осторожничают, уж не знаю, по какой причине. Не любят они многолюдного общества, живут, как волки.
— Не обижай благородных зверей. Кимерий и Лид скорее хорьки.
47
Сикофант — доносчик, клеветник.
— Тем
— Ищу. Хозяин просил, — ответил Ивор без опаски.
Алким не дал ему указание держать язык за зубами, и юноша знал, по какой причине — чтобы не возбудить в нем лишних подозрений.
— Алким?
— Он…
Фесарион уже знал, что Ивор поступил в услужение к землевладельцу — слухи в Ольвии расходились очень быстро. Достаточно было провести вечерние часы на агоре или посидеть в харчевне, чтобы узнать не только самые свежие новости, но и то, что будет завтра-послезавтра — предсказателей разного толка было пруд пруди.
— А они зачем ему? — спросил Фесарион.
— Хочет пригласить отобедать.
— Да ну! — удивился харчевник.
— Шучу… Не знаю. Мое дело маленькое: найти Кимерия и Лида и сказать им пару слов. Все. Ну, так что, подскажешь, где они могут быть?
— Клянусь матерью Кибелой, понятия не имею!
Ивор огорченно вздохнул, махнул рукой (мол, что поделаешь, не свезло) и принялся за еду, потому как его обед уже начал остывать, что было недопустимо — фаршированную сыром рыбину нужно было есть горячей. Тем более Фесарион не пожалел для Ивора щепотки сильфия, а кто ж не знает, что эта травка наиболее ароматна, когда еда подается с пылу с жару.
Он не поверил Фесариону. Слишком много Ивор знал и о самом харчевнике, и про двух неразлучных приятелей, которым столь любезно уединение. Несмотря на свое вполне мирное занятие, Фесарион не забыл прежнее ремесло. Только сейчас он не участвовал в темных делах, а служил посредником между разбойниками и теми, кто скупал награбленное.
Под сенью дремучих лесов возле Борисфена, в степных ярах и лощинах жили не только скифские и иные племена. Там прятались и изгои, по тем или иным причинам изгнанные из своих поселений, беглые рабы и вольноотпущенники, которых привлекала полная свобода и возможность поправить свои дела разбоем. Конечно, и некоторые вполне добропорядочные скифы не брезговали потрепать караван какого-нибудь купца, но царь Иданфирс, правивший скифскими племенами, в случае поимки таких отступников карал их нещадно. Вожди скифов были заинтересованы в торговле с эллинами и другими народами, и по мере возможности охраняли пути следования караванов. Но уж больно дикими и бескрайними были скифские степи, и разбойники всегда ухитрялись найти незащищенный участок.
Грабежом караванов занимались и Кимерий с Лидом — в промежутках между охотой, которая служила прикрытием их неблаговидных делишек. Иначе магистрат уже давно заинтересовался бы деятельностью этих неразлучных бродяг, и тогда их или утопили бы в море, или им пришлось бы бежать в леса и жить дикарями, что для Кимерия и Лида, привыкшим к благам цивилизации, хоть и минимальным, было очень нежелательно.
В свое время Ивор выяснил, что время от времени в тайные бухточки неподалеку от Ольвии заходят галеры, и добро, добытое в разбойных нападениях на купеческие караваны, быстро загружается в их вместительные трюмы. Дальнейший путь галер был неизвестен, но то, что всем этим процессом руководит Фесарион, у Ивора не было сомнений. Он не осуждал харчевника, — каждый зарабатывает себе на хлеб, как может и как ему позволяет совесть, — но держал с ним ухо востро. Стоит лишь намекнуть Фесариону, что ему известны его «шалости», и можно не дожить до утра.
В харчевне вновь появилась Санапи. Она принесла
— Врет он… Кимерий и Лид на постое у Хромого Наваза. Знаешь где это?
Ивор на миг прикрыл глаза — конечно, знаю — а затем посмотрел на девушку тем взглядом, который говорит больше любых слов. Девушка зарделась — то ли от радости, то ли от смущения — и поторопилась спрятаться в подсобном помещении.
Хромой Наваз жил на отшибе, за чертой города. Его землянка стояла у самого берега лимана, на небольшой возвышенности. Там же Наваз устроил примитивный причал, возле которого на мелкой волне покачивалась большая лодка. Ольвиополитам она была в диковинку, так как несла косой парус, неизвестный мореплавателям Понта Эвксинского. Но ее хромой хозяин управлялся с этим парусом на удивление ловко, и ни одна рыбачья посудина ольвиополитов не могла сравниться в скорости с лодкой Наваза.
Как и у многих неполноценных граждан Ольвии не греческого происхождения, имя Наваз было прозвищем. В переводе со скифского оно значило «кормчий». Каким образом скиф, сын степей, оказался на «ты» с морем, было загадкой. Поговаривали, что в свое время Наваз имел какие-то дела с таврами, известными морскими разбойниками, но его больше знали как отменного кормчего, хорошо знакомого с течениями в Понте Эвксинском, облегчающими и ускоряющим ход корабля. Таких знатоков, как Хромой Наваз, можно было пересчитать по пальцам, и он имел высокооплачиваемую работу до самой старости.
Но годы взяли свое, и Наваз наконец нашел свою последнюю, тихую гавань в Ольвии. Землянку он соорудил в некотором отдалении от города, хотя ему предлагали землю и в самом полисе, деньги у него были, так что Наваз не бедствовал. Кроме того, он еще занимался и рыбной ловлей — больше для души, нежели для заработка. От одиночества Наваз тоже не страдал — в его просторной землянке кто-нибудь да гостил, большей частью его друзья, такие же морские волки, как и он сам.
Ивор шел к Хромому Навазу и дивился: какое отношение к этому уважаемому мореходу имеют два проходимца? Чем они взяли старика, что он согласился их приютить? И потом, с какой стати Кимерий и Лид стали такими скрытными, что даже ушли из своей землянки? О том, что она нежилая, сообщил Алкиму раб, который искал приятелей до Ивора. Похоже, Кимерий и Лид ограбили какого-то купца из Ольвии и теперь боятся разоблачения. Что ж, тем легче будет задача у Алкима — уговорить их стать проводниками армии персов…
Прежде чем войти в землянку Наваза, Ивор прокашлялся и немного потоптался у порога — чтобы предупредить хозяина о своем приходе; стучать в дверь и закрываться на замок у голытьбы было не принято. А затем решительно толкнул дверь и оказался в полумраке — под потолком было лишь крохотное оконце, практически щель. Едва Ивор хотел произнести приветствие (со света он ничего не видел, но чувствовал, что в землянке находилось по меньшей мере два человека), как тут же застыл словно вкопанный, ощутив у горла острое лезвие ножа.
— Ты кто? — раздался над ухом грубый голос.
— Ивор, — ответил юноша.
— Что тебе нужно?
— Не что, а кто. У меня есть деловой разговор к Лиду и Кимерию.
— Мы тебя не знаем.
— Спрячь нож, узнаешь.
— Говорю тебе, это сикофант, — проворчал из темноты другой голос. — Выведи его из землянки и перережь ему глотку. А то кровью здесь все забрызгает.
— Меня послал Алким, — поторопился сказать Ивор.
Он знал, что обитатели ольвийского «дна» скоры на расправу.