Повелительница бурь
Шрифт:
Бреака стала произносить слова, которые они уже выучили. Фиона нетерпеливо повторяла их, стараясь быстрее овладеть незнакомым ей языком – тем единственным инструментом, с помощью которого она могла получить доступ к сознанию Дага.
Это важное занятие было внезапно прервано громкими воплями: маленький Гуннар, весь в слезах, с криком вбежал в комнату, за ним гнался его брат Ингульф.
Мина устало поднялась и негромко что-то произнесла.
Ингульф тут же принялся сердито возражать, то и дело укачивая на брата.
Фиона без труда догадалась: братья что-то не поделили, и только теперь Гуннар оказался наконец в безопасности.
Неожиданно Мина глубоко вздохнула, словно ее пронзила острая боль; лицо ее побледнело. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Фиона тут же поспешила к ней на помощь, в то время как Бреака бросилась выгонять поссорившихся детей на улицу.
Когда Мина опустилась на стул, Фиона, подобрав веретено, снова принялась за прерванную работу, и тут неожиданно ей в голову пришла отличная мысль. Разве обязательно прясть в помещении? Прялка – довольно небольшое устройство, шерсть тоже не занимает много места: почему бы не заниматься этой скучной работой во дворе – ведь это куда как приятнее?
Новые отчаянные крики, раздавшиеся снаружи, помогли осуществлению ее плана.
– Послушай, Бреака, – негромко обратилась Фиона к сидевшей рядом подруге, – почему бы нам не работать во дворе, где мы без труда могли бы приглядывать за детьми? В конце концов, мы можем уйти с ними в сад и дать Мине возможность отдохнуть от их ссор.
Похоже, Бреаку такая мысль удивила, но она не стала возражать и объяснила Мине суть сказанного.
Жена Сигурда с готовностью согласилась принять этот план, и все трое принялись собирать прялки и веретена. Дети вприпрыжку направились за ними. Фиона шла медленно, наслаждаясь густым запахом хмеля, доносящимся из сада: в подобные жаркие дни на своей родине они с Дювессой частенько укрывались под усыпанными спелыми фруктами ветвями яблонь. Кажется, все это происходило так давно; тогда она была еще совсем ребенком, знающим об опасностях окружающего мира не больше, чем знали о них Гуннар с Ингульфом Как же быстро все изменилось в ее жизни! В одну темную страшную ночь она превратилась в рабыню и потом стала женщиной.
Вдруг Фиона с испугом обернулась назад. Что, если кто-нибудь снова обвинит ее в намерении убежать?
Стараясь поскорее вернуть столь редкое для нее теперь душевное спокойствие, девушка продолжила путь.
В это время дети принялись наперегонки карабкаться по деревьям, а затем начали собирать яблоки. Наконец, утомившись, они улеглись в тени неподалеку и стали грызть твердые зеленые плоды. Бреака предупредила их, чтобы они не ели много, а то у них заболят животы, но дети не обращали на ее слова никакого внимания, и Фиона решила, когда освободится, сделать отвар ромашки, чтобы дать им его на ночь.
Чуть отдохнув, Ингульф с Гуннаром затеяли новую игру – кто быстрее съест яблоко. Фиона только покачала головой и продолжала прясть. Она так углубилась в это занятие, что не сразу почувствовала, как Ингульф схватил ее за руку.
– Гуннар, – произнес малыш дрожащим от страха голосом.
Повернувшись к старшему сыну Сигурда, Фиона едва не вскрикнула: мальчик стоял, схватившись руками за горло, и безуспешно пытался что-то сказать; лицо его налилось кровью.
Бросив веретено, Фиона подбежала к ребенку: она сразу же поняла, что кусок яблока застрял у него в горле, перекрыв доступ воздуха.
– Скорей! – крикнула она Бреаке. – Беги и приведи сюда кого-нибудь из мужчин!
Бреака без промедления бросилась исполнять приказание. Фиона попыталась перевернуть Гуннара и поднять его за ноги, но у нее не хватало сил, чтобы держать его так и одновременно стучать по спине. Она бросила отчаянный взгляд в сторону двора.
Время шло, но никто не появлялся. Ингульф рыдал, прижавшись к Фионе; ей и самой хотелось плакать. Опустившись на одно колено, она положила на другое тело малыша и снова принялась старательно хлопать его по спине. Раз… два…
Неожиданно с очередным резким хлопком кусочек яблока вылетел из горла – Гуннара.
Фиона с облегчением поглядела на ребенка, но тут же ей снова стало не по себе: лицо его оставалось синим и неподвижным; он не дышал! Она перепугалась еще больше. Неужели слишком поздно?
По ее лицу потекли слезы. И тут же отчаянная решимость овладела ею.
– Нет, – прошептала она. – Ты будешь дышать. Будешь. – Девушка встряхнула ребенка, а потом снова принялась хлопать по его спине. Фиона не знала, был ли это третий, четвертый или десятый удар, когда она услышала, как ребенок втянул в легкие воздух. Она перевернула его лицом вверх. Светло-золотые ресницы его затрепетали.
– Дыши, – зашептала она. – Дыши.
Постепенно узенькая грудь Гуннара стала ритмично подниматься и опадать, в то время как теплые цвета жизни медленно возвращались на личико ребенка.
Когда прибежали посланные Бреакой мужчины, Фиона беспомощно рыдала, сжимая в объятиях еще не до конца пришедшего в себя сына Сигурда.
– Она пыталась убить ребенка! Любой, у кого есть глаза, может видеть, что она что-то сделала с Гуннаром!
Ярл, сидя в своем парадном кресле, что-то недовольно буркнул в ответ на слова Бродира и повернулся к Сигурду.
– А ты что скажешь, племянник? Ведь мы говорим о твоем сыне.
Сигурд только покачал головой. Даг отметил, что его брат все еще не совсем оправился от потрясения и его лицо было мертвенно-бледным.
– Ингульф говорит, что ирландка спасла Гуннару жизнь: его брат уже не дышал, и… эта женщина помогла ему.
– Как можно верить словам того, кому только пять лет от роду! – Голос Бродира дрожал от ярости. – Эта ведьма могла околдовать или запугать его, чтобы он ничего не вспомнил.
– Мой сын никогда не лжет, – на удивление спокойно произнес Сигурд, и все сидевшие вокруг стола ярла почувствовали в этих словах угрозу.
– Извини меня, товарищ по оружию. – Бродир потупил глаза, и на его щеках заходили желваки. – Я и не думал сомневаться в словах мальчика. Но в таком объяснении нет смысла. Если Гуннар был мертв, как она могла оживить его? Во всем этом есть какое-то колдовство. Откуда мы знаем, что она сперва не навела на ребенка порчу, заставив его не дышать?
– Бреака сказала, что ребенок подавился яблоком; никакого колдовства в этом нет. Мне случалось видеть взрослых людей, у которых кусок побольше застревал в горле.