Повелительница павианов
Шрифт:
– Женщина, - пробормотал он.
– Женщина...
– Да, - сочувственно молвил я.
– Наверняка в глубине души она потешается над вами.
Тощий повернулся к полуборцу-полужокею.
– Держи её крепче, но не делай больно, - велел он.
Полуборец-полужокей снова повернулся к миссис Карлайл, но она уже утратила все половые признаки и больше не была ни мужчиной, ни женщиной, а превратилась в ураган. Она шарахнулась прочь
– Эта тварь ранила меня!
– в бешенстве завопил полуборец-полужокей. В ногу попала!
Тощий повалил миссис Карлайл на колени.
– Развяжи меня, - велел я ему.
– И найди телефон.
Если не считать боли в запястьях, локтях, лодыжках, плече и голове, я чувствовал себя превосходно.
– Надеюсь, вы довольны, - желчно произнес инспектор Крамер.
– Опять вы с Гудвином на первых полосах газет. Гонорара не получили, зато какая бесплатная реклама! А я снова в дураках.
Вулф удовлетворенно хмыкнул.
Полицейские занялись привычным делом - навестили полуборца-полужокея в больнице, побеседовали с мистером и миссис Карлайл в окружной прокуратуре, собрали доказательства того, что мистер Карлайл платил за квартиру Дорис Хаттен, а мисс Карлайл узнала об этом, допросили тощего, и так далее. Рад сообщить вам, что тощий, которого звали Гербертом Марвелом, оказался крепким орешком.
– Я вот почему пришел, - продолжал Крамер.
– Теперь мне ясно, что я ничего не мог сделать. Не сомневаюсь, что Синтия Браун описала Гудвину внешность миссис Карлайл, а возможно, даже назвала её имя, а Гудвин все рассказал вам. И вы решили приписать всю славу себе. Может, даже хотели вытянуть из кого-то деньги, потому и скрыли улики.
– Он взмахнул рукой. Ладно, я не могу этого доказать, но сообщаю вам, что мне все известно, и я больше не намерен спускать вам ваши проделки.
– Беда в том, - ответил Вулф, - что, если вы не можете доказать свою правоту, то и я не могу доказать, что вы заблуждаетесь.
– О, нет. Вы-то можете. Только не станете этого делать.
– Я бы с удовольствием опровегр ваши слова. Хотите?
Крамер подался вперед.
– Тогда ответьте, как вы могли
Вулф передернул плечами.
– Я уже говорил, что дело в несложном расчете. Я пришел к выводу, что убийца оставался в доме до обнаружения тела и потом. Этот вывод требовал проверки. Если бы после нашего письма нам не позвонили, это означало бы, что расчет неверен, и мне пришлось бы...
– Да, но почему она?
– В доме оставались две женщины. Миссис Орвин не могла быть убийцей: с её телесами под мужчину не подделаешься. Кроме того, она вдова, а Дорис Хаттен, вероятнее всего, была убита ревнивой женой.
– Но почему убийцей не мог быть мужчина?
– Ну, вы же помните, я сказал вам в столовой, что мне в голову пришла одна мысль, и я хотел бы обмозговать её. Я бы охотно поделился ею с вами, кабы не ваше враждебное отношение ко мне. Вы поступили безответственно, опечатав мой кабинет. Это заставило меня усомниться в вашей способности верно оценить мой совет, и я решил действовать самостоятельно. А осенило меня очень простой идеей: обратить внимание на одно обстоятельство. Мисс Браун сказала Гудвину, что не узнала бы "его", не будь на нем шляпы. Естественно, она употребила местоимение третьего лица мужского рода, потому что в тот день в октябре в квартиру Дорис Хаттен вошел именно мужчина. Мужчину она и запомнила. Да и существительное "убийца" грамматически лучше вяжется с мужским родом. И вот мисс Браун увидела "его" в моей оранжерее. Но ведь мужчины были без головных уборов! А вот женщины почти все щеголяли в шляпах и шляпках, я видел это своими глазами.
– Вулф развел руками. Следовательно, речь на самом деле шла о женщине.
– Я в это не верю, - сказал Крамер.
– У вас есть письменный отчет Гудвина о беседе с мисс Браун. Кроме того, существуют и другие доводы. Например, убийца имел ключ от квартиры Дорис Хаттен. Едва ли "сахарный папочка", заботившийся о том, чтобы избежать разоблачения, явился бы к Дорис без предварительного звонка. А кто мог заказать копию ключа, если не жена?
– Можете говорить что угодно. Все равно не верю, - упрямо повторил Крамер.
Ну что ж, подумал я, заметив самодовольную ухмылку на лице Вулфа, у Крамера, по крайней мере, есть выбор - верить или нет. А вот у меня выбора не было.