Повелительница снов
Шрифт:
Клара собирала и упаковывала со стола бронзовую чернильницу с медведем. Деревянные часы с золотой надписью: "Отличнику Внутренних Войск" уже лежали на подоконнике, завернутые в папиросную бумагу. В раскрытом шкафу на плечиках висел военный китель, юбку от которого Клара носила не снимая, а на стуле даже лежала военная фуражка.
– Клара Семеновна! Вы это куда?
– На кудыкины горы, собирать помидоры. Все, Варвара, сходите тут с ума без меня! Кончилось мое время. Было, да все вышло. Суровое было время, но воров сажали беспощадно! Независимо от того, где у них папы работали! Нет, конечно, и папами интересовались, но в самую последнюю очередь! Чтобы заодно загрести! И швали по городу ходило меньше, а порядку было столько, что даже лишнего! Окурок мимо урны бросить ни одна сволочь не могла!
Варя вдруг поняла, что Клара
– Ты, Ткачева, не бойся. Кореша вашего завтра в класс вернут, а эту гниду в другую школу переведут. Пусть меня и выгнали, но этого я добилась вчистую. Папа Вахрушев все деньги учительские до копейки отдал. А меня до вечера крутили, чтобы я дело замяла. Ни разу в жизни так не ломали, как из-за сына зав складом обувной базы! Докатились. Ты, Ткачева, не пьешь еще? Правильно, а я выпью. Всем скажи, что Клара ушла, но ссучить ее никому не под силу! Вот им всем!
И Клара сунула под нос Варьке сложенный в кукиш кулачок, пропахший махоркой.
x x x
Все получилось, как обещала Клара. Вахера они больше уже не видели, а Волков вернулся. Но что-то в его глазах Варьке не понравилось. Это уже был другой человек, не тот, который хотел улететь без всякого самолета в жаркое июньское небо.
Октябрь заморосил дождями, солнце куда-то делось, а листья стали некрасивыми в коричневых гниловатых разводах. Начинать ждать лето было еще рано. И что его ждать, если там только лагерь, кино, трамвай, карусели, вишня... Не так уж и мало, если учесть, что школы не будет, но чего-то очень важного для Варьки ни одно лето принести уже не могло.
ЕЩЕ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ
Впервые после начальной школы Варя пошла в седьмой класс с желанием и нетерпением. Ей казалось, что наконец-то она может доказать Волкову всю беспочвенность его дурацкой теории, по которой следовало, что если его папа - тюремщик, а из мамы тоже путнего ничего не вышло, то и его, как ни постигай алгебру с геометрией, в жизни ожидает лишь небо в клеточку и дармовые ботинки. Впервые у нее вдруг появилось желание немедленно увидеть после летних каникул не только Любу, но и Таню. Она не могла себе признаться, отгоняя от себя эти мысли, как назойливых мух, что она даже соскучилась по Коробу. И вот на тебе! Вся эта эпопея с учительскими деньгами тут же свернула налаживающийся Варькин быт к самым истокам. К школе она опять потеряла всякий интерес, ничего она там не значила, ровным счетом ничего! После того, как Волкова оправдали, он даже говорить с ней не хотел. И не только с ней, у него полностью пропал интерес и к Таньке. Варя чувствовала, что он пытается учить уроки самостоятельно, но не может ни развернуть ответ, ни полнее развить собственные мысли, которых он теперь, кажется, стеснялся, а на его лице, в тот момент, когда его вызывали к доске, был написан откровенный страх. Эта история положила конец и его начинавшейся дружбе с Коробом. Словно то, что произошло с Волковым за три неполных дня, навсегда и бесповоротно сделало его совсем взрослым.
У Варьки оставалась еще одна отдушина - хор при городском клубе слепых, куда ее за руку отвела в начале шестого класса школьная учительница музыки. Вел занятия там слепой баянист, однокашник учительницы, хотя Варька и не понимала, как это они могли быть одногодками. Учительница была молодой смешливой особой с крашенными хной волосами, а этот ее сокурсник - с серым мертвым лицом с темно-коричневыми оспинами от какой-то въевшейся в кожу грязи. Почему у него глаз нет, учительница не рассказывала и как-то вся извертелась от прямого Варькиного вопроса: "Варя, ты только у него тоже не спрашивай. Понимаешь, взрослые не на все вопросы могут ответить. Это, наверно, даже военная тайна".
После прослушивания Варьки на лице руководителя хора появилось что-то вроде подобия улыбки: "Южный голосок, чистый! Но ведь ты, Лера ее мне перед самой мутацией отдаешь! Только я ей репертуар поставлю, как она где-нибудь у вас на смотре этой вашей самодеятельности голос потеряет". Учительница заверила его, что ни на какую самодеятельность Варьку распоряжением педсовета школы, куда она и так редко появляется, не допускают. Она еще что-то долго шепотом рассказывала слепому про Варьку, они даже там смеялись, но Варваре все это было, как с гуся вода. А когда Василий Данилович подошел к ней, голос у него уже был не такой усталый, в нем появились теплые нотки, и Варя невольно подумала, что до этих военных тайн он был, наверное, симпатичным.
К седьмому классу у Варьки прошли два отчетных концерта со слепыми, где она с успехом солировала в произведениях Баха и Моцарта. Она была потрясена воодушевлением, с которым страшноватая, в черных очках публика встречала ее пение. На "бис" Варька пела без аккомпанемента старые донские песни, помня наставление бывшей хуторской певуньи - бабушки: "Ты только, Варька, не дишканть! Дишкантить в наших песнях непременно немолодой мужик должен! А ты свой голос смири, и подтягивай со всей душой. Вот у нас Федьку Фролова как в германскую убило, так такого дишканта хутор потерял! Мы без него так все песни и играли, но для его голоса простор оставляли, мысленно его слышали. Дишкантить может только мужик с седой головушкой, да чтобы от его дум голос, как конский волос дрожал. Думы и пережитое - в песне самое главное!" Варька и не дишкантила, смиренно подтягивая всем тем голосам, для которых мысленно оставляла простор.
У Василия Даниловича детей не было, но жена, дородная усталая женщина с мягким южным говорком, за ним приходила каждый вечер. Она не мешала его дополнительным занятиям с Варькой, а потом даже сама к ним подключилась в части изучения народного фольклора. С Варькой она поставила сольные партии всех украинских песен, которые Василий Данилович разучивал со своим незрячим хором.
Однажды Валентина Семеновна высказала ей наедине, что ей надо было бы лучше головой варить, когда она так подставила неопытного мальчика - Вадика Вахрушева, попавшего под влияние подонка Волкова. Теперь вот Волков ходит с гордо поднятой головой, а ей босоножки купить негде! Общеобразовательную школу Варька начала прогуливать еще активнее. У нее как бы постоянно были ангины, и болело горло с белым, очевидно, гнойным налетом, как писала в карте мама ее подружек-двойняшек. Это, конечно, не мешало Варваре во весь голос распевать первым сопрано в хоре слепых. Часть репетиций хора проходила вообще в открытом огромном холле клуба. Расписание репетиций висело в гардеробе. К толстой гардеробщице подходили люди с палочками и спрашивали, когда будет петь Варька. При публике, прячущейся за гардинами, разделявшими холл, Варвара особенно вдохновлялась, и от ее большого сильного голоса, с нежными, чистыми переходами дрожали стекла.
Потом в школу вызвали маму, выдали ей пачку Варькиных справок и сообщили, что ее дочь пропустила занятий больше, чем две девочки с врожденным пороком сердца вместе взятые. Варина мама, посоветовавшись со специалисткой по горлу и сопливым носам, протезировавшейся у нее, решила прекратить доступ инфекции в формирующийся организм ребенка радикальными методами. Она положила Варю в отделение к своей знакомой, и та, в период мутации Вариного голоса, удалила ей гланды начисто. Петь ей после этого нельзя было с месяц, а когда она попробовала голос, то поняла, что вместе с верхними нотами из него навсегда ушла трогающая душу чистота. Погибла Варькина золотая мечта! По правде, она хотела стать примадонной оперетты! Это была ее настоящая военная тайна. Как бы она пела и скакала с голыми плечами там, на манившей ее сцене! Да эти слепые все очки бы поснимали и палки бы свои поломали от восторга! А все зрячие увидели бы, какой у Варьки стан!
Пусть прекрасное интонирование и жесткая диафрагма остались, но голос был уже не тот. И хотя Василий Данилович и его жена уговаривали ее готовиться к училищу, хотя она слышала, что даже тот голос, который остался у нее, на Урале встречается не часто, она понимала, что спеть так, как ей бы хотелось, она уже не сможет никогда.
Жена Василия Даниловича работала концертмейстером в музыкальном училище и иногда брала с собой Варьку на проходившие там концерты. У Варьки там впервые случился самый настоящий роман. Это были вовсе не непонятные вздохи Короба за спиной! К ней при всех на концерте пожилого преподавателя московской консерватории подсел и заговорил флейтист Володя - студент музыкального училища. Он когда-то раньше учился в их школе, а теперь он был совсем взрослым, а на верхней губе у него даже пробивались усы! Пока старичок-пианист пытался подагрическими непослушными пальцами сыграть несколько маленьких прелестных вещичек Бетховена, Варя вся измучилась за него во время этого концерта. Как же она была рада отвлечься от этого унизительного для старого человека музицирования по такому необычному поводу!