Поверь своим глазам
Шрифт:
— Все хорошо, — повторил я. — Прости меня.
И тут словно кто-то повернул выключатель внутри его, потому что он сразу замер. Лоб приобрел пунцовый оттенок, грозивший скоро превратиться в огромный синяк. При том, что у него покраснели и опухли глаза, брат выглядел сейчас как забулдыга, которого только что крепко отлупили где-нибудь в баре. Но он плакал. Эмоции захлестнули и меня. К горлу подкатил комок, дыхание стало учащенным, и я тоже разрыдался.
— Прости меня, Томас, — произнес я. — Прости. А теперь позволь мне подняться.
— Ладно, —
— Я встаю, но ты должен пообещать, что не станешь больше себя бить.
— Да.
— Вот и хорошо. У нас все хорошо. — Я помог ему сесть и погладил по спине.
Томас посмотрел на провод компьютера.
— Мне надо подключить его, — заявил он.
— Позволь это сделать мне.
Я ползком залез под стол и вставил вилку в розетку. Компьютер едва слышно загудел. Но прежде чем брат поднялся, я сказал:
— Ты можешь продолжать свои путешествия, но нам необходимо ввести некоторые правила.
Он кивнул.
— Впрочем, для начала надо хотя бы приложить компресс со льдом к твоей голове. Не возражаешь?
— Нет.
Я протянул ему руку и испытал облегчение, когда он ухватился за нее. Заметил, что пальцы у него тоже покрылись ссадинами.
— Боже, ты только посмотри, что ты с собой сделал!
Но Томас глядел на меня.
— Как твоя шея? — спросил он.
Хотя мне было все еще больно, я ответил:
— В порядке.
— Прости, что пытался убить тебя.
— Ты вовсе не пытался меня убить. Просто сильно рассердился. Я вел себя как последний осел.
Брат кивнул.
Томас сидел за кухонным столом, пока я искал в морозильнике мягкую упаковку для приготовления льда. Отец часто страдал от болей в мышцах или в спине, а потому льда в доме всегда хранилось столько, что впору было открывать лавку мороженщика.
— Приложи вот это к голове, — сказал я, протягивая Томасу одну упаковку. Потом я придвинул поближе стул, чтобы обнять брата за плечо. — Мне не следовало так поступать.
— Не следовало, — повторил он.
— На меня будто затмение нашло.
— А ты принимаешь свое лекарство? — спросил Томас.
И то верно — с тех пор как мы вернулись от доктора Григорин, я не съел ни одной конфетки «Эм энд эмс».
— Нет, совершенно забыл о нем.
— Как только перестаешь принимать таблетки, у тебя могут возникнут проблемы, — авторитетно заявил мой брат.
— Моему проступку не оправдания, — произнес я, не убирая руки с его плеча. — Я ведь знаю… Я понимаю, что ты такой, какой есть, и если на тебя кричать, ничего не изменится.
— А какие правила ты хочешь установить?
— Нужно, чтобы ты советовался со мной, прежде чем отправить электронное письмо или позвонить куда-то по телефону. Но ты можешь совершенно свободно и как угодно долго путешествовать по любому городу, по какому захочешь. Согласен?
Томас обдумывал мое предложение, прижимая пакет со льдом ко лбу.
— Даже не знаю, — вздохнул он.
— Томас, далеко не все в правительстве правильно понимают твое желание помочь им. Не все воспринимают тебя как человека с добрыми намерениями. Вот почему мне важно избежать в дальнейшем всяких недоразумений. Ведь в беду можешь попасть не только ты, но и я тоже.
— Наверное, ты прав, — признал он, убирая лед со лба. — Жутко холодно.
— Но все же постарайся подержать еще немного. Тогда опухоль не будет так заметна.
— Ладно.
— Никогда не видел тебя таким злым, — сказал я. — То есть у тебя, конечно, были все основания, но я не предполагал, что ты способен на подобное.
Поскольку Томас снова приложил к голове пакет со льдом, я не мог видеть его глаз.
— А теперь мне необходимо вернуться к работе. — Он пригнулся, чтобы освободиться от моей руки, и направился к лестнице, оставив упаковку со льдом на столе. Затем, не поворачиваясь в мою сторону, спросил: — Мне все еще нужно готовить сегодня ужин?
Вот уж что совершенно вылетело у меня из головы.
— Нет, — ответил я. — Не беспокойся об этом.
18
Бриджит вышла из здания на Тридцать пятой улице, где располагалась штаб-квартира компании, в которой она работала, и сразу же заметила, что он поджидает ее. Крепко взяв за локоть, он повел Бриджит вдоль тротуара.
— Говард! — возмутилась она, глядя на его руку. — Отпусти меня. Ты делаешь мне больно.
Говард Таллиман никак не отреагировал. Он продолжал так быстро вести ее за собой, что Бриджит с трудом сохраняла равновесие на высоких каблуках. Потом он буквально втолкнул ее в холл дома, первого же, где, как ему показалось, они смогут поговорить вдали от посторонних ушей.
— Что ей известно? — спросил Говард, как только они оказались внутри. Он пододвинул Бриджит к облицованной мрамором стене, по-прежнему сжимая локоть.
— Какого дьявола, Говард?
— Она утверждала, будто кое-что слышала.
— Что? Не понимаю, о чем речь!
— Я встречался с ней. И, уходя, она обмолвилась, что слышала кое-какие подробности.
— Что именно?
— Этого она мне не сказала, но намекнула, что это было нечто весьма для нас неприятное. Нечто, о чем ты говорила при ней, но смысл сказанного дошел до нее только после того, как она узнала, кто ты на самом деле.
— Говард, я готова поклясться…
— Ты разговаривала с Моррисом, когда была на Барбадосе?
— Конечно. Мы с ним поддерживали связь каждый день.
— То есть ты беседовала с ним, отдыхая вместе с Эллисон Фитч?
— Да. Но, Говард, у меня уже рука онемела. Ты сдавил мне кровеносные сосуды.
Он разжал пальцы, однако продолжал стоять, почти прижавшись к Бриджит и глядя на нее в упор.
— Эллисон Финч присутствовала при ваших разговорах?
— Нет. То есть она, конечно, могла находиться в соседней комнате. Я звонила ему из ванной или в то время, когда там запиралась Эллисон. А однажды говорила с ним, сидя у бассейна, пока Эллисон ходила за напитками.