Поверь в мечту
Шрифт:
– Пока они не подходят слишком близко, да? – Губы его скривились в странно невеселой улыбке.
Тори опять захотелось убежать и спрятаться. Эти красивые глаза видят слишком много. А Спенс не спеша достал пачку банкнот и положил на стол пять бумажек по пятьдесят долларов.
– Распорядитесь ими, как сочтете нужным, – спокойно сказал он. – Я вполне доверяю вашему здравому смыслу.
Отвесив преувеличенно изысканный поклон, он повернулся и пошел к двери, но на пороге оглянулся. Убедившись, что она по-прежнему смотрит на него, Спенс произнес:
– До встречи, мисс Грейнджер. – И вышел.
– Мужчины! – Это было
Тори стояла у стены и рассматривала комнату, виденную тысячи раз. Обстановка гостиной состояла из разнокалиберных стульев орехового или красного дерева и двух диванов – один обтянут темно-зеленым плюшем, другой – тканью в желто-синий цветочек. Обивка стульев не подходила ни к одному из них. Вся мебель представляла собой пожертвования и была порядком потрепана. Тори комната всегда казалась скромной, но уютной, а теперь стала унылой и бедной. И она знала почему. Потому что он ушел. Еще минуту назад солнечный свет был ярче, все вокруг жило, воздух, казалось, был пронизан энергией, а мебель была роскошной, как в волшебной сказке. Но после его ухода свет померк, и комната погрузилась во тьму, и мебель выглядела безликой и серой.
Она вздохнула, стараясь избавиться от наваждения. Этот Спенсер Кинкейд относится к тому типу мужчин, которые могут уничтожить женщину. Люди вроде него коллекционируют разбитые сердца, как другие коллекционеры бабочек, прикалывая их булавками к доске и лишая их жизни. Она не позволит, чтобы такое произошло с ней. Это не должно случиться снова.
Глава 3
Семья Грейнджеров владела акром земли рядом с Калифорния-стрит. Здесь возвышался трехэтажный особняк в стиле барокко, фасадом выходивший на Ван-Несс-авеню. От кованых железных ворот вела посыпанная гравием дорожка. Ее бдительно охраняли статуи римских воинов, презрительно взиравших на посетителей со своих постаментов. Дорожка заканчивалась у широких гранитных ступеней. Особняк был окружен идеально ухоженными зелеными лужайками, на которых усердно трудились шесть садовников-китайцев.
Тори вошла в дом и взглянула на часы из палисандрового дерева, украшавшие холл. Уже почти шесть. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы потратить деньги мистера Кинкейда, но зато она израсходовала их с пользой. Однако теперь следует поторопиться, чтобы не опоздать на званый вечер, который устраивает сегодня ее мать.
Лилиан Грейнджер считала себя законодательницей мод и хороших манер в славном городе Сан-Франциска, Она не могла допустить, чтобы ее авторитет пошатнулся, а потому устраивала приемы часто и с размахом. Сегодня как раз был один из таких приемов, и Лилиан ожидала, что дочь будет готова задолго до приезда гостей.
– Виктория, я хочу поговорить с тобой. – Низкий голос Куинтона Грейнджера раскатился по холлу, словно удар грома. – В моем кабинете.
Тори застыла у подножия лестницы, вцепившись в дубовые перила. Отец называл ее полным именем, только когда бывал очень сердит. А сейчас он выглядел таким рассерженным, что даже гадюка сбежала бы в страхе.
– Когда? – спросила Тори.
– Сейчас.
Глаза отца были светлыми и отливали холодным серебром – как
Две стены кабинета были целиком заняты книжными полками – множество переплетенных в кожу книг, и каждая прочитана отцом или дочерью, а многие из этих томов стали их друзьями. Мебель была массивной и солидной, диван обтянут темно-зеленой тканью, а кресла – коричневой кожей. Удобную и строгую комнату язык не поворачивался назвать берлогой, но в чем-то она была на нее похожа – здесь ее хозяин жил, работал и скрывался от многих проблем. Когда Тори была маленькой девочкой, она считала кабинет самой лучшей, самой интересной и таинственной комнатой в доме. Здесь было так здорово играть в прятки, свернувшись калачиком в одном из больших кожаных кресел, или помогать отцу, когда он работал. Но это было много лет назад.
Куинтон Грейнджер захлопнул дверь, и эхо еще не успело затеряться среди книг, как он уже взорвался:
– Что, черт возьми, происходит? Глупая девчонка! Тори гордо вздернула подбородок и посмотрела на отца, отважно встретив его гневный взгляд. Она помедлила немного, чтобы успокоиться и заговорить тоном, подобающим леди.
– Полагаю, тебя интересует некий Ричард Хейуард?
– Проклятие! – Тяжелый кулак отца с размаху опустился на стол красного дерева, и окантованный золотом шар пресс-папье подпрыгнул и покатился по полированной поверхности, усыпанной сигарным пеплом.
– Что у тебя вместо мозгов? Почему ты отказала ему? Какой дурацкий предлог изобрела на этот раз?
– Я не люблю его. – Голос Тори звучал ровно, хоть это и стоило ей немалых усилий.
– Не любишь? – Куинтон уперся руками в стол и наклонился к дочери. – Виктория, через два месяца тебе исполнится двадцать восемь лет! Ты что, все еще ждешь, что приедет рыцарь в сверкающих доспехах, чтобы увезти тебя в свой замок? В твоем возрасте надо брать то, что предлагают.
– Теперь я поняла… – Настоящая леди никогда не повышает голос и не выходит из себя. – Теперь я поняла, что я просто жалкая старая дева.
– Не надо говорить со мной таким тоном, детка. Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. – Куинтон прижал ладонь к глазам, но тут же кулак его вновь с грохотом опустился на стол. – Проклятие! Что с тобой? Твоей руки просили многие – но ты всем, всем отказала!
– Им нужна не я, отец, а твои деньги.
Несколько секунд он разглядывал ее так, словно видел впервые и не мог понять, о чем она говорит.
Тори стояла, выпрямившись, сохраняя равнодушно-вежливое выражение лица и чувствуя, как начинают болеть от напряжения мышцы шеи и плеч.
Она всегда гордилась своим отцом. Другие швыряли деньги на сомнительные, но обещавшие быстрое обогащение проекты, он же вкладывал средства в оборудование для шахт. И когда разразился кризис 1893 года и многие обанкротились, Куинтон Грейнджер заработал огромное состояние. Правда, каждая медаль имеет оборотную сторону, и иногда Тори желала, чтобы отец не был так богат, а она не была единственной наследницей его состояния.
Куинтон поднял руку и дернул себя за усы – все еще густые и каштановые, без седины.