Поверженный
Шрифт:
Она вовсе не была отсталой. Ежедневно читала газеты, новые книги. Она находила их в книжном шкафу Насим-джана. Сейчас пришла к твердому решению: она первая в Бухаре должна сбросить паранджу и чашмбанд, выйти на улицу открытой — назло всем врагам свободы. Ни партия, ни правительство не будут против этого, — наоборот, они скажут ей спасибо, что она подала пример другим. До этого дня она мучилась ревностью, не понимала, что происходит, прислушивалась к звонкам незнакомого мужчины, не зная, что это — интриги врагов, которым хотелось поссорить ее с Насим-джаном. Теперь, после
— Ну, до свиданья, будьте здоровы, сестрица Фируза! — сказал Насим-джан, вставая. — Мы теперь пойдем поговорим, посоветуемся. В самом деле, будет лучше, если Хамрохон поступит на службу в какое-нибудь учреждение. Как решим, придем к вам — сказать.
— Конечно, надо еще подумать, посоветоваться, — сказала Хамрохон, — но я хочу быть вместе с Насим-джаном…
— Хорошо, хорошо, — сказала Фируза, — поговорите еще, обсудите все хорошенько.
В это время раздался стук в дверь и вошел Асо.
— О-го-го, все в сборе! — сказал он улыбаясь. — Здравствуйте, здравствуйте!
— Именно вас и не хватало, — сказала Фируза, вставая и освобождая ему место.
Асо поздоровался с Насим-джаном и Хамрохон и сел.
— Мы уже собрались уходить, как вы пришли, — заметил Насим-джан.
— Да, пора, пойдемте! — сказала Хамрохон. — Не будем мешать…
— Нет, нет, что вы! — сказал Асо. — Вы не только не помешаете, а, напротив, может быть, поможете решить некоторые загадки.
— Садитесь, садитесь! — сказала Фируза. — Послушаем, какие вести он принес.
— Новостей сегодня много, — сказал Асо и обратился к Насим-джану — Вы когда ушли из ЧК?
— Наверное, с час назад, — отвечал Насим-джан. — А что случилось?
— Ничего… Видно, Хамрохон заждалась вас?
— Мы с Хамрохон решили теперь никогда не разлучаться… Она хочет поступить к нам на работу.
— Очень хорошо, — сказал Асо серьезно. — В первые дни революции Фируза была вместе со мной, когда я стоял на страже у городских ворот, и очень помогала мне.
Фируза встала с места, вышла в коридор, посмотрела во двор и, вернувшись, взглянула на Асо.
— Скажите же, кто вам звонил? И что сказал?
— Удивительно! — проговорила Хамрохон.
Асо расстегнул пуговицу на воротнике своей гимнастерки и с улыбкой оглядел всех.
— Звонки раздаются у нас каждый день. Но сегодняшний звонок удивил меня…
Насим-джан, спокойно слушавший Асо, теперь вдруг, сняв очки, стал усердно протирать стекла.
— Неизвестный сказал, что какой-то сапожник Бако-джан предъявляет иск женскому клубу и что будто бы…
— Да, да, — прервала мужа Фируза, — сапожник Бако-джан действительно приходил сюда… — И она рассказала о подозрениях Бако-джана.
— Мужчина по телефону мне сказал угрожающе, что если не будут приняты меры по жалобе Бако-джана, то руководители женского клуба ответят своей головой. Кровь за кровь! Асо помолчал.
— Я потому и пришел, чтобы лично у вас узнать подробности. Эти люди в самом деле посещали клуб?
— Я видела нынче только самого Бако-джана. Ни жена его, ни дочь не бывали у нас ни разу.
— А кто такой сам Бако-джан? Чем занимается? — спросил Насим-джан.
— Он работает сарайбоном у Нового базара, — отвечала Фируза. — А живет в квартале Чорхарос, рядом с Низамиддин-эфенди.
— Все ясно! — сказал Насим. — Все это провокации самого господина назира. Жена Бако-джана прислуживает во дворе назира. И дочь тоже…
— Но это нужно еще доказать, сказал Асо. — Низамиддин не такой уж наивный человек.
— В этом деле может помочь только сама девушка, ключ от загадки у нее в руках, — сказала Фируза. — Но Бако-джан сказал, что девушка не хочет раскрыть тайну.
Асо сказал уже с облегчением:
— Я очень волновался, не зная в чем дело. Теперь вопрос ясен. Вы, Фируза-джан, будьте спокойны, никакие беды не коснутся вас и вашего клуба. Все эти загадки скоро разрешатся.
— Низамиддина надо снять с работы и арестовать! — резко сказала Хамрохон.
Все засмеялись.
— Почему смеетесь? — спросила она серьезно. — Меньше мусора — чище на земле, говорят…
— Это верно, — сказал Асо, — меньше мусора чище на земле. Но мы должны еще доказать, что Низами мусор. Потому что есть люди, которые считают Низамиддина мощным карагачем в саду государства.
— Вот чтобы добыть доказательства, мы и работаем день и ночь, — сказал Насим-джан.
Посетители Фирузы отправились по своим делам. А Фируза, выйдя во внутренний двор, обошла все комнаты, проведала женщин и девушек, дала необходимые указания учительницам. Вернувшись в кабинет, она уже повязала платок и собиралась накинуть паранджу, чтобы идти домой, но вошла уборщица и сказала:
— Фируза-джан! Там пришли узбечки и туркменки, хотят видеть вас.
— Пусть войдут, — сказала Фируза и вновь села на свое место. «Что это за узбечки и туркменки, откуда они? — подумала она. — Раз они пришли, значит, им нужна помощь…»
Дверь открылась, и в комнату вошли пять жительниц степей — все в красных и белых просторных платьях, с марлевыми, ситцевыми и шерстяными платками на головах. Вошли, поздоровались.
Фируза встала им навстречу. Три из них были узбечки, две — туркменки (это было видно по их одежде). Фируза усадила их, сама села за свой стол и глядела на пришедших с улыбкой Одна из туркменок была совсем юной, видимо, только что вышла замуж, все узбечки были примерно одного, среднего, возраста.
— Добро пожаловать! — приветствовала их весело Фируза. — Чем могу вам служить?
Гостьи переглянулись и ничего не сказали, потом старшая из туркменок решилась.
— Мы пришли из Чарджоу, — заговорила она наполовину по-узбекски, наполовину по-туркменски. — Все мы — бедняки из кишлака Равот-Кала… Сегодня ровно десять дней, как наших мужей увели, — сказали, что на собрание, и до сих пор о них ни слуху ни духу.
— А из нашего кишлака забрали тридцать человек, — сказала одна из узбечек. — Сказали, что в Новом Чарджоу будет собрание, посадили на телеги и увезли…