Повеса с ледяным сердцем
Шрифт:
Мысли прервал Рейф, который вернулся, неся поднос с ужином.
— К сожалению, это всего лишь обычная скудная еда за половину кроны [7] , — сообщил он, тщетно ища глазами стол, затем осторожно поставил поднос на кровать.
— Полкроны за обычный ужин! Боже милостивый, я понятия не имела, что все стоит так дорого. К сожалению, я не осмелюсь… Дело в том, что после бегства мне могут заплатить только в конце квартала… боюсь, у меня не хватит денег, — бормотала Генриетта. — Честно говоря, я подозреваю, что мне и вовсе не заплатят.
7
Крона —
— О деньгах не стоит беспокоиться. У меня их больше чем достаточно.
— Совсем наоборот. Я и так много задолжала вам.
Рейф вздохнул:
— Мне следовало знать, что вы в этом, как и в других вопросах, станете противоречить. Пусть будет так, можете возместить мои расходы, когда вернутся ваши родители, но в этом нет необходимости.
— Нет, есть, — решительно возразила Генриетта. — Это правильно и пристойно.
Рейфа позабавила мысль о том, почему Генриетте не пришло в голову, что более непристойно делить с ним комнату, не говоря уже о кровати. Он еще не встречал женщину, которая твердо решила за все платить сама. Это нечто новое, но раздражающее, необъяснимое — чем больше она настаивала на своей независимости, тем больше ему хотелось заботиться о ней.
— Мне сейчас очень не хочется спорить о возмещении нескольких жалких шиллингов. Приступим, а то наш ужин остывает.
Оба уселись на край постели. Генриетта сложила ноги под фланелевой ночной рубашкой, ощущая опасную близость Рейфа, стараясь не думать о том, что может случиться после ужина, в силу чего потеряла всякую способность думать вообще о чем-либо.
Решив успокоить ее, Рейф все время болтал о разных пустяках. Вскоре он был вознагражден — она уже ела, не стесняясь, и успокоилась до такой степени, что не побоялась зевнуть. Зато он спокойствия не обрел.
В выцветшей невзрачной ночной рубашке, с локонами, рассыпавшимися по спине, Генриетта должна была выглядеть не очень привлекательно, а он находил ее весьма соблазнительной. Как случилось, что толстый выцветший материал все больше заставлял его гадать, какие прелести скрыты под ним?
Когда они закончили трапезу, Рейф выставил поднос за дверь и повернул ключ в замке. Затем отбросил одеяла и поместил одну подушку посреди кровати.
— Выспитесь как следует, — сказал он, стараясь не смотреть, как Генриетта забиралась на постель и накрывалась одеялами до самого подбородка. Хотя он устал после бессонной ночи и трудного дня, однако подумал, не лучше ли все же было спать на диванчике внизу.
Лежа в кровати, Генриетта хотела последовать его совету, но одолевавший ее сон куда-то исчез. Она старалась не смотреть на Рейфа, пока тот снимал сюртук и жилет, вытащил коробочку с нюхательным табаком, тщательно завел часы и положил их под подушку, ополаскивал лицо водой, тщательно мыл руки и чистил зубы. Казалось, он не замечает ее присутствия.
Генриетта глядела сквозь ресницы, как он сел на край постели и снял высокие сапоги с отворотом, тихо ругаясь при этом. Должно быть, привык, что такими вещами занимается его слуга.
Затем последовали чулки. Он встал, снял их, затем беспечно бросил на пол рядом с дорожной сумкой. В ней уж точно лежали две или три пары чистых чулок. Самые простые движения, вроде высвобождения рубашки из панталон, лишний раз
Затем Рейф поднял масляную лампу и босиком подошел к кровати. Генриетта крепко зажмурила глаза. Лампа погасла. Кровать скрипнула, комканый матрас утонул под тяжестью его могучего тела. Генриетта лежала неподвижно, едва осмеливаясь дышать, не говоря уже о том, чтобы шевельнуться. Рядом с ней Рейф вздохнул, заворочался и снова вздохнул.
Он оказался так же близко, как в фаэтоне. На нем почти не осталось одежды, а Генриетту скрывала фланелевая ночная рубашка, их тела оказались в невероятно интимной близости. Незаконной близости. Она слышала его глубокое и ровное дыхание, чувствовала запах мыла, которым он пользовался. Запах его белья. И еще кое-что. Неуловимо мужское, после чего она ощутила свой чисто женский аромат.
В непосредственной близости его упругого и тяжелого тела она ощутила изгибы своей фигуры. Она в постели с Рейфом Сент-Олбеном, которого впервые встретила сегодня утром. С Рейфом Сент-Олбеном, который дважды за это время спасал ее. С Рейфом Сент-Олбеном, самым грозным, привлекательным, циничным, очаровательным и настоящим мужчиной. Когда Рейф отвернулся от нее на бок, Генриетта подумала, что вряд ли увидит такого мужчину, как он, сколько бы ей ни повстречалось. Ее глаза постепенно смыкались. Глубокое ровное дыхание действовало как гипноз. Хотя Генриетта могла поклясться, что вряд ли уснет в таких обстоятельствах, она все же погрузилась в крепкий сон.
Лежа рядом с ней, Рейф бодрствовал, полностью осознавая близость нежного тела, скрытого под выцветшей фланелевой рубашкой. Он никогда ни с кем не делил свою постель. Любовниц, как и свою жену, он навещал в их комнатах.
Джулия. Впервые за много лет Рейф задумался о ней. Все равно что вызвал призрак. Он едва помнил, какая она была при жизни. Точно хорошо вымуштрованный солдат, он занялся скучным перечислением всех «а что было бы, если бы…». Если бы его отец не умер столь скоропостижно. Если бы он сам с головой не ушел в выполнение своих обязанностей. Если бы он только что не вернулся из романтического путешествия по Европе с целью завершения образования. Если бы Джулия была моложе. Если бы он был старше. Если бы он проявил больше старания. Если бы не настоял на расставании. Если бы не взял ее обратно. Если бы… или если бы он не сделал… одно и то же. Эти мысли приводили к одному и тому же результату. Глубокие раны вины все равно не заживали. Подобные мысли стали самым тяжелым бременем, но он уже привык нести его, будто это было самым обычным делом. От этого бремени уже никогда не удастся избавиться.
Рядом с ним, тихо дыша, лежало восхитительное существо. Генриетта не обладала ни красотой Джулии, ни ее родословной, но она не была ни холодной, ни слабой. Причины ее недостатков крылись не в тщеславии или эгоизме. Она никогда не уклонялась от прямого ответа, говорила то, что думала. Не скрывала своих чувств. То, чего ей недоставало, восполнялось смелостью. Любая другая девушка смирилась бы со своей судьбой, с радостью приняла его помощь, Генриетта же более стойкая. Она напоминала миниатюрного воина.