Повесть будущих дней
Шрифт:
Юзик понял и успокоился.
С какой охотой взялся он за работу! Какая интересна она была! Сначала он только подносил и подавал продукты старшим и следил, как те пускают их в обработку. Вот высыпали несколько мешков картофеля в большой бак. Закружились в нем какие-то толкачи, полилась вода; через минуту грязная вода вытекла вниз, а в стороне остался чистый картофель. Открыли с боку окошко — и картофель оказалась в какой-то машине, где вращаются ножи. Еще несколько минут — и оттуда посыпалась белый порезанный картофель. Через каких-нибудь десять минут насыпалась такая куча, которую не
— Каким же образом машина приспосабливается к величине каждой картофелины? — удивлялся Юзик.
— Так картофель уже одинаковый, — ответили ему. — Когда его копают, то сразу же на месте сортируют, пропускают словно через решета и выпускают по номерам, соответственно, величине.
— Но очень уж толстую кожицу срезает машина, — заметил Юзик, — портит много.
— А у вас не кормят картошкой животных? — спросил работник.
— Кормят.
— Ну так вот этими очистками и корми. У нас ни одной крошки не пропадает зря.
Тоже было и с морковкой, и с свеклой, и со всеми другими продуктами. Там из машины идут равные лоскуты мяса, там идет мясо, порезанное на котлеты, там стоят мешки с сухими чистыми костями: их отправляют на фабрики, где мелят на муку для удобрения или делают клей.
Там сами толкачи бьют тесто на блины, а пекутся эти блины на плитах, где ни огня, ни дыма не видно. Казаны, в которых готовится еда, похожий на паровозы, с различными устройствами, блестящими ручками, циферблатами, и стоят эти котлы не на огне, а просто на земле, и никакой пар из них не идет. Только, когда открывать их, чтобы кое — что добавить, — тогда только вырывается пар, тогда только можно узнать, что в них что-то готовится. Но открывают их редко, так как ухаживать не надо; пригореть не могут, потому что их касается не огонь, а горячий пар; следить не надо, так как точно известно, через сколько времени блюдо приготовится; не надо и помешивать, так как это тоже само делается.
А как интересно моются тарелки! Поставишь их в сетку, а они сами идут в воду, умываются, проходят через какие-то трубы, сушатся — и выходят совершенно чистыми.
Человек в белом халате и капюшоне тихо и спокойно ходит среди этих машин, взглянет туда, взглянет сюда. Ни гомона, ни суеты, только глухой шорох машин и шипение блюд. Помещение чистое, светлое; и воздух чистый, только легкие, вкусные запахи дразнят нос.
Через некоторое время и Юзику поручили работу на машине — резать хлеб. Он вставлял в машину буханки хлеба, а оттуда шли ровные тонкие куски.
Свободного времени у Юзика было больше, чем ему было нужно. Но это свободное время было для него мучительно. Болтаться и ничего не делать— неприятно для каждого человека. Поэтому Юзик постоянно крутился на кухне, помогая и первой и второй смене работников.
Зато он хорошо ознакомился с работой на кухне, с машинами и устройствами. Знал показания манометра в котлах, сколько времени готовится каждое блюдо, как остановить и пустить машину, как идет процесс приготовления. Все чаще и чаще ему поручали более самостоятельную и ответственную работу.
Эта неожиданная учеба значительно сократило ему время «ареста». Но об окружающей жизни, вне стен помещения, он мало чего узнал. Для работников жизнь
Через несколько дней дядя Шторм даже запретил ему много работать.
— Нельзя у нас так работать. Узнают — попадет нам.
— Я же ничего плохого не делаю, — оправдывался Юзик.
— У нас пятичасовой рабочий день, а для детей — трехчасовой.
— А если кто добровольно хочет работать?
— Все равно нельзя, — ответил дядя.
Юзик недоверчиво улыбнулся; шутит дядя! Где ж это видано, чтобы запрещали работать даже тогда, когда человек сам хочет? Дядя Шторм заметил это.
— Чего удивляешься? Это тебе не Польша, где рабочие работают по пятнадцать часов. У нас все работают, поэтому на каждого приходится работы меньше. Ты лучше займись чтением; я тебе дам газет и журналов.
Жадно набросился Юзик на газеты и журналы. Хотя он и мало видел газет в своей жизни, но все-же и дома ему не раз удавалось пересматривать их. Он приблизительно знал, о чем обычно пишут в газетах: о том, что у министра был бал и в каком одежде были гости, о том, что у графини украли ожерелье, как искали вора, как его нашли, как происходил кражу, даже портрет вора помещался, — одним словом, в газетах пишется о различных интересных происшествиях.
А в тех газетах, что дали Юзику, ничего такого не было. Здесь писалось про какие-то задачи, планы, постройки с интересными рисунками, «Соевый комбинат» [7] , «электрификация Камчатки», «рыбный фронт», «посевная компания», «социалистический город в тайге» и много подобных незнакомых вещей. Вместо министров и воров здесь были портреты рабочих, который лучше выполнили свою работу. Статьи такие громкие, бодрые, к чему-то призывают. Больше половины материала Юзик не понимал, но и остатков хватило для того, чтобы закружилась голова. У Юзика сложилось такое впечатление, словно за стеной движутся миллионы людей и машин, что они что-то крошат, строят, куда — то несутся, что вся страна кипит, и среди всего этого движения даже трудно заметить отдельного человека, отдельное происшествие, хотя об этом тоже писалось.
7
Соя — растение, похожее на горох, очень ценное.
Иногда Юзик спрашивал дядю Шторма:
— О какой это посевной компании пишут в газетах?
— А это, чтобы сеялись.
— А разве без этого у вас не сеют? Да и рано еще.
— Надо, чтобы вовремя, и чтобы выполнить план.
Но такое объяснение ничего Юзику не объясняло. А дядьке Шторму казалось, что он объяснил.
Оставалось только ждать, когда выпустят отсюда, когда можно будет поехать к деду. Тогда он обо всем узнает, все увидит…
И время это пришло через двадцать дней.