Повесть о бабьем счастье
Шрифт:
От такой неожиданности не мудрено в обморок упасть, но я выдержала пристальный взгляд голубых холодных глаз невестки и ответила как можно мягче:
— Если сможешь, пожалуйста.
Гена не догадался скрыть вздох: я так и думала, что эту «работу» проделал он, и не без усилия.
Утром Светлана в тюрбане из полотенца, в халате, накинутом на ночную рубашку, вышла из детской как раз в тот момент, когда мы с Павлом отправились на кухню.
— Доброе утро! — поприветствовала нас невестка и крикнула неожиданно громко, на всю квартиру: — Ге-нуля!
Мы с Павлом переглянулись с недоумением.
Щелкнула задвижка, полилась вода. Они моются под душем вместе? Я смотрела на мужа с ужасом, он на меня— с торжествующим укором:
— Учись! А ты до сих пор заставляешь меня отворачиваться, когда раздеваешься! До чего же ты у меня несовременная!
В гостиной мы с ним раздвинули стол, принесли из холодильника все, что, по нашему мнению, могло показаться невестке вкусным,— не кормить же ее в первый день на кухне!
Но Света от завтрака отказалась, попросила налить ей кофе. Сидела она за столом, отодвинувшись от него, закинув ногу на ногу (в нашем доме это считалось неприличным), в своем красном платье, похожем на удлиненную кофту. Не поднимая со стола чашечки, она ложкой подносила кофе ко рту.
На другой день я хотела, как обычно, выстирать сыну белую рубашку, но Света отобрала ее у меня:
— Теперь это буду делать я, мама.
А вид у нее был такой, словно она готовилась вступить в бой со всем белым светом.
Я заставила себя улыбнуться:
— Это совсем неплохо, спасибо...
В тот же вечер Света внесла в нашу спальню костюм сына, в нем они были во Дворце бракосочетания, положила передо мной на кровать и сказала, настороженно глядя на меня:
— Этот костюм Гена больше носить не будет, такие борта сейчас не в моде, можете продать, если хотите...
А некоторое время спустя у нас с невесткой состоялся «душевный» разговор. Что-то я делала на кухне, когда Света туда вошла и сказала, что ей надо поговорить со мной по важному делу, она давно ждала такого момента, когда, кроме нас двоих, дома никого не будет.
— Пойдемте к нам!
«К нам»? — я почувствовала себя неуютно в собственном доме.
Света направилась в детскую — они с Геной заняли ее. Вероятно, эта комната так и будет всегда называться детской. В ней выросли Гена и Таня...
Я вошла, и так тягостно стало на душе! Комната теперь была густо заставлена старинной, громоздкой мебелью, были здесь и ковры: один — во всю стену, другой — во весь пол. Хрустальная люстра с пятью плафонами, унизанными вдобавок и продолговатыми висюльками-каплями, угнетала своей тяжеловесностью,— на меня хлынул давно забытый запах ломбарда.
На тахте черная кошка с белым пятнышком на лбу ела колбасу. Спокойно и деликатно придерживая кусок лапой, она откусывала от него понемногу и каждый раз, облизываясь, смотрела на хозяйку.
— Присаживайтесь в кресло, так будет удобней вам,— пригласила Света. Когда я села, провалившись чуть ли не до пола, меня охватило что-то похожее на унижение, тем более что сама Света подтащила ко мне поближе свой стул и возвышалась на целый корпус. — Мне нравится, чтобы в квартире было богато и уютно, разве люди не для этого работают? Почему мой муж, да и я сама, должны приходить после работы в пустой сарай? Некоторые считают, что это стяжательство, культ вещей, мещанство. Ничего подобного! Мещанство тут ни при чем! И нам будет уютно жить, и детям останется в наследство.
Света была в великолепном брючном костюме из кримплена — на голубом фоне летящие птицы с красными клювами. Сидела она опять же закинув ногу на ногу, касаясь иногда носком своей белой туфли моего колена, не замечая этого.
— Если бы вы знали, как я отношусь к вам! И люблю вас и боюсь, честное слово! Вы меня не любите, думаете, я не чувствую этого? Да и за что, спрашивается, вы должны меня любить? Ничего хорошего я вам не сделала, сына увела. Вы ему не такую жену прочили. Но вы уверены, что с другой он был бы счастливей? Вот это я вам скажу точно: нет! Потому что я люблю его так!.. И он меня...
Ничего в этой молодой женщине не осталось ог того белесого существа, украшенного веснушками, угрюмого дичка,— передо мною сидела брюнетка с густыми черными ресницами, умело подкрашенными глазами, изящная, уверенная в себе и, кажется... совсем не злодейка.
— Я вот о чем хотела поговорить... У вас такая занятость, чего скрывать: силы уже не те. Готовить, в магазины бегать, стирать. Вы назначьте сумму на питание, будете мне каждый месяц выдавать, а я уж позабочусь о еде. Мы с Геной все обговорили, хотим вас освободить от кухни совсем. Гена будет закупать продукты, я готовить. Успеем все! И занятия мои в институте не пострадают, и ваши желудки тоже. — Света засмеялась.
Кошка спрыгнула с тахты, подошла к Свете, потерлась о ее ногу. Света подняла кошку к себе на колени и стала гладить ее против шерсти. Кошка щурилась, мурлыкала. Я видела, как Света однажды вот так же, против шерсти, гладила во дворе собаку, и животное не сердилось, стояло спокойно.
Света никогда еще не была так многословна, но то, о чем она говорила, мне нравилось. Во всяком случае, человек думает о серьезных Еещах, не живет одним днем.
— А то, что мы у вас жить остались... У нас невозможно. Вы сами знаете, наверное, слышали. Отец буянит, на маму часто с кулаками набрасывается. А она денег накопила, всю жизнь по копеечке, экономила, сами видите, какое нам с Геной приданое... А как ей жилось, не спрашивайте: воды не надо, чтоб умыться, слез своих хватало для этого... Но теперь у нее защитник появился, Гена, он отцу так и сказал: «Еще раз хоть пальцем жену тронете, я из вас душу вытряхну!» И вытряхнет! Он сильный... Так как будем считать? Мы договорились обо всем, мама?
Я невольно оглянулась на дверь, надеясь увидеть там Пряжкову. Мамой была я... Никак не привыкну...
Не знаю, что и думать о моей невестке: неужели кто-то разгрузит меня от непосильных домашних дел? Я все на Таню надеялась.
— Хватит вам с сетками да сумками по магазинам мотаться,— продолжала Света. — Думаете, я не знаю, как врачам приходится? И в поликлинике, и по вызовам на дом... По пути забежит в магазин, из сумки бутылка кефира торчит...
Соня тоже приглядывается к Свете: «Тут надо поосторожней, не забывай, что новая метла всегда поначалу чисто метет, но мы с тобой, кажется, не очень-то понимаем эту девочку. А она, знаешь, ничего вроде бы».