Повесть о Демидке и медной копейке
Шрифт:
Исчез друг-приятель. Стоит Демидка, никак не может опомниться. Чует — неладное приключилось.
А что именно, понять не может. И кем его друг-приятель обернулся?
Стал припоминать настойчивые Спиридоновы расспросы насчёт Фролки-кузнеца — вовсе нехорошо сделалось. Чудится Демидке — беда грозит хозяину, хоть и не понять какая.
Сбегать бы, упредить Фролку. А в чём? Друг-приятель Демидкин его без причины за ухо дёрнул? Так Фролка, допытавшись про разговоры, пожалуй, и покруче обойдётся.
Покупатель
Егор, как покупателя проводил, Демидку за былые удачи подковырнул:
— По миру хозяина пустишь…
Демидка Егорову шутку мимо ушей пропустил. А прыщавый малый, что с самого ухода Спиридона Демидкин товар разглядывал, хохотнул:
— Он своего хозяина уже подалее отправил…
Егору делать нечего, отчего не побалагурить с весёлым человеком. Особо, когда речь зашла о соседе, с которым бок о бок торгуешь.
Полюбопытствовал:
— Куда же?
— На плаху прямёхонько. Под палаческий топор вострый…
За шутку принял Егор слова прыщавого. Тоже хохотнул:
— За какие дела хорошие?
Прыщавый строго:
— За хорошие дела царь-государь своих холопов смертной казнью не казнит.
Смекнул Егор, не шутит прыщавый и, должно быть, не зря возле Фролкиной лавки торчит.
— Нешто я… — забормотал.
Прыщавому, видать, и самому поговорить охота. Пригрозил беззлобно:
— Гляди! Не то живо куда следует угодишь!
Перекрестился Егор.
— Спаси господь! — И осторожно: — Чем провинился-то?
Покашлял прыщавый для солидности. Помедлив, ответил:
— Фальшивомонетным делом промышлял…
— Да неужто?! — всполошился Егор. — Кто б подумать мог?! Впрочем, давненько, — покосился на Демидку, — у нас в рядах поговаривали: не по доходам живёт. Продаст на копейку, купит на рубль. Всё думали, с чего бы — ан дело какое…
— Афанасий, по прозвищу Лошадь, уследил… Мальцу вот этому, — на Демидку кивнул, — Спиридоном сказался, другом-приятелем сделался. Ну, малец-то на след и навёл…
— Когда Фролку словили?
— В самый раз сейчас и берут…
Кинулся Демидка из лавки. Не зря, однако, государевы слуги хлеб ели. На лету поймал его за воротник прыщавый:
— Погодь!
Затрещала рубаха. Да здорова была, недавно справил Фролка своему ученику обнову. Выдержала. Бьётся Демидка, не вырвется. Рука у прыщавого цепкая, кинул, словно паршивого щенка, обратно в лавку.
— Не балуй, худо будет! — И Егору: — Чует кошка, чьё мясо съела. Сбежать хочет. А ловок Афонька-то! У мальца про его тятьку проведал да потом байки принялся рассказывать. Что ни день — поклон-привет. А тятьки-то его давным-давно нету…
— Как же
— Очень просто. Поймали его на Пожаре, медью торговать вздумал. Дознаваться стали — небылицы плетёт. Да Ефимку-горбатого, что допрос вёл, зашиб малость. Ефимка обиды спускать не любит. Осерчал. Ну, до смерти ненароком и замучил. На другой день, как поймали, и случилось… — Прыщавый жёлтые зубы оскалил, затрясся. Да и осекся разом. Заорал истошно: — Держи его! Лови!
А Демидка промеж людей ровно мышь — шмыг-шмыг…
Суматоха поднялась в кузнецких рядах. Закричали кругом: «Лови! Держи!» Немало народу, у кого на то причины были, бежать ударилось. Не поймёшь ведь сгоряча, тебя аль кого другого ловить принимаются.
Летит Демидка, в ушах ветер свистит. Земля сама под ноги бросается. Одна мысль в голове испуганной птицей бьётся:
«Успеть бы… Опередить государева слугу Спиридона-Афоньку, чтоб ему, гадюке, пропасть совсем…»
Тайное дело
Висит звон-перезвон над кузнецкой слободой с раннего утра до сумерек. Выделывают мастера разную разность. В одной кузне дюжие ребята молотами выбивают жиковины — железные дверные полосы. В другой куют топоры да долота. В третьей — подковы конские. Да разве перечесть всё, что изготовляют искусные московские кузнецы для люда большого и малого.
У иного кузнеца-мастера — душа нараспашку, дверь кузни настежь. Заходи, любуйся работой, удалой да ловкой. А иной стороннего человека на порог не пустит, чтоб не разгадал тайну ремесла.
Знают в кузнецкой слободе за Фролкой нелюбовь к чужому глазу. Да в том большого дива нет. Изделия его добро от лихого человека берегут и сами собой представляют секретный механизм.
Что Фролкины замки хороши — по всему видно. Дом его против соседних кузнецов богаче. А жена Фролкина, Матрёна, в таких нарядах щеголяет — глаз не оторвать.
Поговаривали иные соседи: де, мол, как медные деньги заместо серебряных царская казна стала чеканить, шибко большой доход Фролкины замки начали приносить. Так ведь известно: завистливы люди, и на каждый роток не накинешь платок.
А Фролка в тот самый день, когда Демидкин новый друг-приятель ему больно ухо вертанул и в великом страхе и недоумении оставил, и впрямь был занят делом необычным для замочного мастера.
Вытянул Фролка медную проволоку. Порубил на кусочки. Молотком кусочки расплющил. А потом каждое такое семечко медное между двумя калёными железками — стук! Весело идёт работа. Будто кот сытый да довольный мурлычет себе под нос Фролка.
На тех медных плющеных семечках одна сторона — царь-государь конный змея копьём колет, другая — буковки мелкие…