Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе
Шрифт:
Писцы и ученые, которые изучали в большом зале Центра записи, найденные в тайнике, тоже получили отдельное здание, где они хранили и исследовали то, что сумели принести с собой в Тундру. Данн проводил там почти все свое время, это было его любимым местом. И Тамар тоже частенько просиживала там днями напролет. Она собиралась возглавить это хранилище знаний, когда станет взрослой. Что почти уже произошло.
Каждый, кто входил в это здание, первым делом видел высокую белую стену, почти пустую, только на самом верху ее было написано:
Это огромное белое пространство
Этот город был выбран столицей Тундры потому, что стоял он на длинном, широком холме. Множество деревьев окружало симпатичные здания из желтого кирпича (под цвет почвы в этом районе).
Сюда приходили люди со всей Тундры, чтобы увидеть Данна и девочку, которая унаследует его власть. В городе даже построили специальные постоялые дворы, чтобы принимать и кормить всех этих людей.
Иной раз Данн произносил фразу, ставшую со временем шуткой:
— Ах да, Гриот, я же обещал тебе!
И тогда небольшой отряд из четырех человек — Данн, Гриот, Тамар и Али — отправлялся путешествовать по другим городам.
В таких случаях Данн с готовностью соглашался на все, чего хотел от него Гриот: ходил по центральным улицам, останавливался, разговаривал с людьми, слушал их рассказы. Он окончательно поправился, снова был здоровым и крепким и уже не очень отличался от того, прежнего Данна. Но более внимательный взгляд обнаружил бы налет седины на черных волосах, да и глаза его теперь уже не блестели, как в юности.
Данн всегда был вежлив, терпелив, постоянно улыбался людям. Он мог часами сидеть и слушать любого, кому нужно было высказаться. Он слушал, кивал, улыбался, утешал… но по большей части, конечно, слушал. За это его очень любили и в Тундре, и далеко за ее пределами.
Высокий, но слегка сутулый улыбающийся человек… Его улыбка — вот что заставляло Гриота задумываться. Ироничная? Да, неизменно. Ласковая, добрая? Пожалуй… Но таилось в ней и что-то еще, намек на… неужели жестокость? Нет, то было глубоко спрятанное и давно сдерживаемое нетерпение. Все считали Данна бесконечно терпеливым, но порой он взрывался гневом, и происходило это обычно из-за Гриота, который докучал ему своими планами и уговорами (Гриот и сам понимал, что иногда раздражает Данна). Каждый раз, когда это случалось, капитан пугался, а генерал извинялся с оттенком укоризны в голосе:
— Не волнуйся, Гриот, тебе нечего бояться. Я держу того, Другого, под контролем. Все будет нормально, обещаю тебе. — И потом добавлял: — Но иногда я слышу, как он воет, сидя на цепи, — вот и сейчас тоже, слышишь? Нет-нет, я пошутил, Гриот, это всего лишь шутка.
Закончив с делами в хранилище знаний, Данн обычно шел в сад, где высился необычный памятник. Посреди постамента, сделанного из плит желтоватого камня, стоял длинный неровный обломок белого цвета, который был похож на лед. На самом деле это был кусок кристаллической породы, найденный далеко в горах Тундры. Данн хотел, чтобы камень выглядел как лед.
Здесь был похоронен Рафф. Данн садился на край постамента и в одиночестве проводил так вечерние часы, иногда до самой темноты. Гриот тоже приходил туда, побыть с Данном.
— Видишь ли, Гриот, он любил меня. Любил по-настоящему, Гриот, понимаешь… Этот пес был моим другом.
— Да, Данн, господин, я знаю. Рафф и правда был твоим другом.
Однажды Гриот отправился на поиски той прекрасной девушки, что жила в песках, — она давно уже стала женщиной средних лет. Он нашел ее, но оказалось, что она вышла замуж за работника с тростниковой фермы и живет теперь на великой реке. Гриот решил не огорчаться, внушая себе, что «в море полно рыбы»… но ему так и не встретилась ни одна женщина, с кем бы ему было так же легко и приятно. И он так никогда и не нашел слов, чтобы описать свои чувства, объяснить, что она незаменима и не похожа на других. Спасаясь от одиночества, Гриот привык навещать Лету и ее девушек. Одна из них, жизнерадостная чернокожая красотка по имени Нубис, родом из Речных городов, умела петь сказания, и однажды она попросила:
— Гриот, пой вместе со мной! Почему ты не поешь?
Этот вопрос поразил Гриота, который никогда не думал, будто мелодия и песня могут иметь к нему хоть какое-то отношение.
— Я не умею, — ответил он.
— Да ну, брось, Гриот, у тебя красивый голос.
Так он выучил песни о ее родной реке, после чего Нубис сказала:
— Гриот, теперь ты должен найти свои собственные песни.
В жизни Гриота, как он считал, не было ничего, заслуживающего интереса, поэтому он слагал песни о приключениях Данна и Маары. Как-то вечером он сидел вместе с генералом на могиле Раффа и вдруг сказал:
— Послушай, Данн.
И запел свою версию того, что произошло с Маарой, Данном, когда на них напали речные драконы.
Сначала Данну было неприятно слушать его, но затем он улыбнулся и сказал:
— Ты не перестаешь удивлять меня, Гриот. Но почему ты поёшь обо мне? Ты забываешь, что мы с Маарой были лишь одними из многих. Кто вспомнит об остальных, Гриот? Кто споет о них? Забавно, что когда я был одним из них, когда я вместе с этими людьми бежал от жары и жажды, то никогда не думал, будто они заслуживают похвалы. Теперь же я уверен в этом. И часто о них думаю.
— Но, Данн, эта моя песня о тебе относится и к ним тоже. Мои слушатели будут мысленно представлять себе тех, кого они знали, тех, кто был тогда вокруг тебя.
— Ты так считаешь? Надеюсь, ты прав. Ужасно, что люди исчезают бесследно. Исчезают, как соломинки в водовороте.
В небе горел закат. Это был тот час, когда Данн любил сидеть в компании Раффа, своего верного снежного пса, и когда Гриот был свободен от своих многочисленных забот. Пылает горизонт, щебечут птицы, скоро опустится ночь, придет время ужина. Потом, вместо того чтобы сразу после еды лечь спать, все старые друзья собирались вместе, и Лета с девушками тоже, и пели свои песни, обменивались новостями со всех концов Тундры. Гриота всегда просили спеть, и в его песнях неизменно восхвалялся Данн.