Повесть о красном галстуке
Шрифт:
Юра испытывал чувство жалости и тоски.
— Про войну только книжки интересно читать, — вздохнул Воробьев. — А когда в живом теле ножичком ковыряют, другое удовольствие чувствуешь. Ты, парень, не расслабляйся. Может, страшнее испытать придется…
Бинт, которым перевязали рану, пропитался кровью. На лице Воробьева, как он ни крепился, отражались муки.
Чем Юра мог помочь ему? Чем облегчить боль? Да и что ждет их всех! Как понимать слова: «Может, страшнее испытать придется»?!. А может, наоборот, лучше
Совсем близко раздался неожиданный лай обозленных собак, прострочила автоматная очередь. Лейтенант дал команду углубиться в лес. И в этот миг на поляне появился Прохоров.
— Засада! — выпалил он. — Собаки нас учуяли.
Лейтенант глянул на Бондаренко.
— Ну, что, старшина, дорога теперь одна: в соседний лес.
Снова донесся лай. Полоснула короткая автоматная очередь, и все услышали визг раненых собак. Затем частая, сплошная стрельба заглушила все звуки.
— Где Рахматулин? — строго спросил Бондаренко, хотя отлично понимал, что он там, где идет сейчас бой.
— За собой повел, — мрачно произнес Прохоров.
Стрельба стала удаляться.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Раздался взрыв, и наступила тишина. Все замерли.
Гранату бросил, догадался Бондаренко. Но почему тихо? Неужели и себя взорвал, чтоб в плен не угодить?
Прохоров стоял рядом и молчал. Юра понял, что с Рахматулиным что-то случилось, но что, как и все, не знал.
— Вперед, товарищи: фашисты могут сообразить, что Рахматулин отвлек их, и вернутся назад. Собаки быстро след возьмут.
И правда, послышался приближающийся лай немецких собак. Немцы спешили по следам отряда.
Лейтенант торопил. Раненые не выдержали темпа, стали отставать. Пришлось идти медленнее. Лай собак приближался. Но вот лес начал редеть. Показалась железнодорожная насыпь. Это придало всем сил, зашагали бодрее. Взобрались на насыпь и… ахнули! Вдоль дороги рядами стояли немецкие танки, дымились походные кухни, пахло горячей едой. Вокруг танков, расстегнув черные комбинезоны, с сигаретами в зубах лежали, сидели, стояли фашисты. Отдыхали после сытного обеда.
Заметив русских, они открыли бешеный огонь.
Отряд повернул назад. Кубарем скатились с насыпи. Но из леса, отрезая путь отряду, широкой цепью появились преследовавшие их немцы. Сзади, на насыпи, вырастали черные фигуры танкистов. Пули засвистели со всех сторон. Бондаренко толкнул Юру на землю и сам упал рядом. Послышались вскрики и проклятия раненых. Как-то странно повалился на бок Воробьев, сжался в комок и уже не шевелился.
Юра хотел вскочить, подбежать к нему, но его остановил окрик старшины: «Лежать!»
Над головой Юры застрочил автомат Бондаренко. Горячие гильзы падали рядом. Вокруг свистели пули, рвались гранаты, стонали люди… Вскоре немцы поняли, что перед ними практически безоружные люди, и стали окружать отряд.
— Прохоров! — крикнул Бондаренко. — Заходят слева. Держи гранату! Эх, жаль, патронов нет — дороже бы стоили…
Юру тряхнуло взрывной волной, сверху посыпалась земля.
Плотно окружая, немцы двинулись в атаку. Лейтенант вскочил им навстречу, взмахнул пистолетом.
— За Родину! Вперед! — И первым ринулся в рукопашную.
Обливаясь кровью, за ним поднялось несколько человек. Остальные лежали неподвижно.
Бондаренко торопливо протянул Юре партбилет:
— Спрячь, прошу тебя! — схватил автомат за ствол и, высоко подняв над головой, бросился на помощь лейтенанту. Таких глаз у старшины Юра еще никогда не видел. Они сверкали ненавистью, жаждой мести, неудержимым порывом.
Юра сунул партбилет за пазуху, завернул в красный галстук, прижал к себе.
Лейтенант с кучкой бойцов дрались в рукопашной. Фашисты все плотнее сжимали кольцо. Бондаренко и Прохоров спешили на помощь, но путь им преградили танкисты. Завязалась борьба. Юра вскочил и побежал на выручку. Но его с силой оттолкнули. Юра упал и больно ударился головой.
Бондаренко оглушили прикладом, подкравшись сзади. Он закачался и медленно опустился на землю. Несколько фашистов навалились на Прохорова и скрутили ему руки.
Там, где с горсткой бойцов дрался лейтенант, тоже было все кончено. Немцы торжествующе строили пленных.
У Бондаренко по лицу стекала кровь. Он лежал на земле и морщился от боли. Танкист тыкал его сапогом в бок, приказывая встать. Бондаренко пытался подняться, но не мог. Фашист ударил сильнее. Прохоров подставил старшине плечо, помог встать. Обоих подвели к группе лейтенанта и повели в сторону насыпи. Бондаренко едва держался на ногах. Прохоров, как мог, поддерживал его.
Довольные результатом боя, фашисты торопили пленных, отстающих подталкивали дулами автоматов.
Юра шел рядом с Бондаренко. На глазах мальчика блестели слезы, но он не плакал. Подошел танкист, с силой оттолкнул его в сторону. Юра не устоял на ногах, упал. Фашисты засмеялись. Поднявшись с земли, Юра решительно встал рядом с Бондаренко.
— У… у! — загудели немцы. Решительность мальчика им, вероятно, понравилась. Но тот, кто оттолкнул, вновь размахнулся, чтоб ударить. Юру загородил собой Прохоров. Его суровый вид остудил намерение фашиста. Он задержался с ударом. Ударил Прохорова, однако значительно слабее.
Бондаренко нагнулся к Юре и зашептал:
— Уходи, пока не поздно. Добирайся до города Щорса. Не забыл мой адрес? Примут как родного. Все, что видел, расскажешь семье. Прощай!
К ним подскочил немец, ударил Бондаренко прикладом. Старшина качнулся, но на ногах устоял. Усмехнулся: