Повесть о красном галстуке
Шрифт:
Дед молча посмотрел на него и открыл калитку.
— Здрасте! — громко поздоровался Юра.
— Чего орешь! — сердито обрезал дед. — У меня офицеры в хате. И потом это… если пожрать, зря время теряешь. Не проси, все забрали. А что спрятал, взять не могу, увидят. Так что будь здоров! Обоим нам есть кого проклинать.
В последних словах деда было столько ненависти, что Юра решил ему довериться.
— Понимаете, — зашептал он, — меня командир отряда к вам прислал. Просил узнать, сколько немцев
— Чё, чё? — изумился дед. — Какой командир, какой отряд? Никого не знаю!
Послышался скрип половиц. Кто-то выходил на крыльцо.
— Офицеры, — засуетился дед. — А ну дуй отсюда! Ишь ты, отряд объявился, командир какой!
На крыльце появились немцы. После ужина они вышли на свежий воздух покурить. Делая вид, что чинит забор, дед шепотом зачастил:
— Передай своему командиру, как кокнули сегодня двоих, фрицы всполошились. На трех машинах еще прикатили. Человек сто. Посты с собаками установили. А где мотоциклы, там человек десять… Небось ваших рук дело?
Юра неопределенно пожал плечами.
Сзади подошел офицер. Дед сразу закричал на Юру:
— Тебе чё, повторять? А ну, качни забор, проверим, крепко ли закрепили?
Юра изо всей силы качнул, но забор не шевельнулся. Офицер бросил на Юру удивленный взгляд:
— Малщик? Щей такой?
— Внук мой. Забор чинить помогает. Чтоб не упал. Бух — понятно? — Дед показал, как может упасть забор.
— Винук? — переспросил немец. — Сын твой сына?
— Во-во! Он самый. От дочери. Сына нет.
— А мамка… э… фрау молодой?
— Дочь-то? Найн, найн. Старая и заразная. — Дед изобразил, какие муки испытывает от болезни его дочь.
Офицер брезгливо поморщился и длинно затянулся дымом.
— Чё смотришь? — набросился дед на Юру. — А ну нажми еще разок. Устоит — нет?
Юра снова нажал, но забор опять не шевельнулся.
— Вот теперь порядок, — миролюбиво произнес дед и тихо добавил: — Заходи во двор, раз фриц тебя видел.
Юра вошел. В данной ситуации офицер был не страшен.
Подмигнув украдкой, дед сильно дернул Юру за рукав.
— Небось опять у матери не отпросился и сюда приперся? Так?
— Так, — Юра виновато опустил голову.
Дед сокрушенно всплеснул руками.
— Чуяло мое сердце! Где у тебя совесть? Ведь лет десять поди?
— Девять с половиной.
— Все одно сопляк. Сидел бы дома и не шатался.
Офицер стоял рядом. Слушал, улыбался. Ему нравилось, как русский дед ругает своего внука.
— Вот неслух! Прямо беда. Хоть убей, а он все жрать просит. У вас там, господин офицер, поесть не осталось? Накормить бы паршивца и домой отправить, темнеет уже.
— Кушать? Ха-ха-ха… Хитрый мальщик. Иди к свой мамка, кушай ремень. Ата-та, ата-та. — И, довольный, пошел к крыльцу.
Дед зло
— Наелся?! Сюда больше носа не показывай. И передай своим — держитесь подальше… Да, чуть не забыл, по дороге отдашь Федоту чайник. Вон Федот на крыльце сидит. Скажи, дед Остап запаял, может пользоваться. И потом это… все расскажешь ему. Он поймет. И провизией поможет. Ну, с богом!
И дед легонько подтолкнул Юру вперед.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Федот сидел на крылечке и курил. Рядом сидела старенькая мать. Ее белый платок хорошо виднелся на фоне темнеющего неба.
Юра поздоровался, отдал чайник.
— Спасибо, — поблагодарил Федот. — А ну, маманя, налей водички в чайник, проверь, не течет ли?
Бабка нехотя поднялась, взяла чайник и покорно удалилась в дом. Юра заметил, что у Федота нет обеих ног.
— Не удивляйся. Я уже привык. В четырнадцатом году на германском фронте оставил. Как видишь, выжил. И не зря. Опять с ними встретился, но им это даром не пройдет.
Федот говорил громко, без всякой опаски. Юра невольно оглянулся на калитку.
— А ты не оглядывайся, я их не боюсь. Видишь? — Он сделал быстрое движение, и при тусклом свете луны Юра увидел в его руках противотанковую гранату.
— Понял, что я для них припас? А ты чей будешь-то? Я тебя раньше здесь не примечал. Пришлый, что ли?
Юра замялся. Федот дружелюбно пригласил его присесть. Юра сел рядом и откровенно рассказал, кто он и зачем пришел в село.
— Теперь понятно, — произнес Федот. — Мамань, а мамань, где ты там пропала?
— Иду, иду. Чего тебе?
— Ты это… заверни-ка чего-нибудь. Ну, сальца, хлебца, картошечки.
Мать возмутилась:
— Который день заворачиваю, а что сами есть будем?
— Не жадничай, маманя, — ласково сказал Федот. — Если не помогать, кто же фрицев бить станет? Ты — старая, я — калека. Мы как-нибудь перебьемся, добрые люди помогут.
Мать в сердцах махнула рукой. Глядя ей вслед, Федот произнес с гордостью:
— Старуха у меня мировая. За восемьдесят перевалило, а смотри, какая шустрая и сердце доброе. Уважаю таких, а ты?
Юра согласился, но внимание его больше привлекла граната. Он погладил ее, подержал в руках и просительно глянул на Федота. Тот понял, о чем думает Юра, и резко крутнул головой:
— Не дам! У меня с фрицами свои счеты. Выберу момент и шарахну. А вот этими поделюсь.
Он оперся руками о крыльцо, перенес свое тело в сторону, вынул небольшую дощечку, и Юра увидел несколько «лимонок».
— Держи, своим передашь, — Федот протянул две «лимонки». — Мне их один капитан оставил. Его солдаты на носилках несли. Нога осколком раздроблена, а он сам норовил идти…