Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах
Шрифт:
Рюдегер вошел, не улыбнулся, не кивнул, мрачно поставил к ногам щит у дверей и громко проговорил:
— Придется вам сразиться с моею дружиною. Я пришел к вам с мечом. Прежде вы считали меня своим другом, и это было так, но теперь называйте врагом.
— Маркграф, это невозможно! — ответил Гунтер. — Мы не враги вам, и мы вас любим.
— Или забыли вы, что я обручен с вашей дочерью! — сказал Гизельхер. — Я был уверен, что вы пришли нам помочь.
— Я помню все, но поклялся Кримхильде с вами сразиться и должен это исполнить, — ответил Рюдегер. — И все же прошу вас, убив меня, останьтесь верным моей дочери. Она не виновата.
— Постойте! — вскричал Хаген. — Мне вашею супругой был подарен щит. Был он хорош и крепок, но даже он не выдержал гуннских атак и раскололся. Не поделитесь ли вы со мною щитом?
— Охотно, мой друг, берите, — ответил Рюдегер. — Мне он теперь ни к чему. В этом бою я ищу только смерти. Вам же, даст Бог, мой щит поможет вернуться домой.
Рюдегер протянул Хагену собственный щит, и у многих воинов, при виде такого подарка, показались на глазах слезы.
— Как же больно мне сознавать, что мы с тобою — враги! — проговорил потрясенный великодушием маркграфа Хаген.
— И я об этом скорблю, — ответил Рюдегер. — Больше всего на свете я хотел бы остаться вашим другом, но я поклялся Кримхильде и обязан слово сдержать.
— Что ж, тогда я отказываюсь с тобой биться, убей ты хоть всех моих рейнцев, — сказал Хаген.
— Я тоже, Рюдегер, не причиню вам вреда, видите, я ношу золотые браслеты, что вы подарили мне, — проговорил могучий Фолькер.
— И я к вам не подойду, — сказал Гизельхер, — пусть лучше убьют меня ваши воины, но вас я не трону.
И все же битва началась.
Бехларенцы были отличными бойцами. Многих нибелунгов сразили они в том бою. А впереди них шел Рюдегер. Его меч разил одного врага за другим.
Наконец король Гернот увидел, что все меньше остается у него вассалов, и повернулся к Рюдегеру:
— Больше я не могу терпеть, вы уничтожили многих моих молодцов, защищайтесь же, Рюдегер!
И тем мечом, который Рюдегер сам подарил Герноту, он и был поражен. Но на мгновение раньше и меч Рюдегера взметнулся над головой короля. Оба героя упали рядом, словно друзья.
— Горе мне! Брат мой! — воскликнул Гунтер, увидев падающего Гернота.
Эти слова услышал Гизельхер. А услышав, оглянулся на павшего брата, лежащего обнявшись, словно в сердечной дружбе, вместе с маркграфом.
И в отчаянии от потери двух дорогих ему людей молодой король принялся разить любого бехларенца, попадавшегося ему в зале. А рядом рубились Хаген, Данкварт, Фолькер.
Когда не осталось в зале ни одного живого из тех, кто пришел вместе с Рюдегером, подошли воины к погибшим героям, и второй раз за день хлынули из глаз у них слезы.
— Обманулись, супруг мой, мы в нашем друге, — сказала во дворе Кримхильда, по-прежнему окруженная воинами. — Слышите, в зале все стихло. Маркграф забыл ваши милости и слово, данное нам. Он договорился с теми, кто прежде звался моими родичами, и отпустит их домой.
— К несчастью нашему, королева, вы ошибаетесь, — ответил сверху в окно ей Фолькер. — Бедный маркграф так старался исполнить клятву, что положил головы всех своих воинов, а заодно и свою. А чтоб вы поверили, сейчас мы покажем вам тело того, кого по жестокосердию своему вы послали на гибель.
В покои короля Дитриха Бернского смущенно вошел один из его воинов.
— Король, я не стал бы тревожить вас, но от дворца Этцеля и Кримхильды слышатся такие стенанья и плач, что стерпеть невозможно. Уж не случилось ли горе?
— Сходи же узнай, что там за беда, и скорей возвращайся. Но помни: в этой стране мы — чужие. А чужим не пристало впутываться в распри хозяев, пусть Кримхильда сама, коли желает, и ссорится, и мирится со своими родичами. Это дело — не наше.
Воин быстро пошел ко дворцу и уже на половине пути встретил рыдающих людей.
— Маркграф Рюдегер, отрада страны, любимейший из людей, убит нибелунгами! — сказали ему. — Мир добрее не знал человека, и теперь все страдают!
— Не может такого быть! — засомневался гонец. — Его доброту, благородство знает каждый — с чего бы его убивать, даже и нибелунгам? Он им не враг, он привел их сюда.
— Мы сами не верили, пока нибелунги не стали дразнить нас, выставив его мертвое тело в окно!
— Такое уже не прощается! — воскликнул племянник старого Хильдебрандта, отважный рыцарь Вольфхарт. — Мы все, молодые воины из вашей дружины, король, готовы идти и мстить нибелунгам! — Он сказал это сразу, едва вернулся гонец с печальной вестью.
— Пусть прощает Бог того, кто убил Рюдегера, на такое убийцу мог толкнуть только дьявол, — проговорил Дитрих Бернский. — Маркграф — один из любимейших мною людей. Но все же вспыльчивость здесь неуместна, и надо сначала точно узнать, кто виноват в этом убийстве. Хильдебрандт, у вас это получится: поговорите с рейнцами мирно и придите ко мне. И следите, чтобы не было ссоры.
Хильдебрандт хотел отправиться сразу, как был, без оружия. Рюдегера он знал, любил и был потрясен известием.
— Куда ты собрался идти невооруженным! — вскричал Вольфхарт. — Нибелунги стали как звери, они решат, что ты их испугался, и только унизят тебя. Надень скорее доспехи, если хочешь, чтоб говорили с тобой уважительно.
Хильдебрандт, торопясь, надел кольчугу, взял в руки меч, щит.
— Мы не допустим, чтобы ты шел один, и все проводим тебя, — сказал Вольфхарт. — Тогда уж точно не посмеют тебя унизить.