Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах
Шрифт:
— Разве мы первые начали бой? — проговорил Гунтер. — Вспомни, кто истребил наших слуг? А ведь мы доверились тебе как родному.
— Да разве не с добрыми чувствами ехали мы к вам на пир? — спросил Гизельхер. — За что же вы напали на нас?
Тут не выдержали гунны, окружавшие короля с королевой.
— От ваших добрых чувств стон стоит по всему городу! — закричали они. — Смерть нибелунгам!
— Зря вы злобствуете, — снова заговорил Гунтер. — Куда разумнее закончить дело миром. И у вас и у нас потери немалые, к чему их еще увеличивать?
— Да
И снова гунны, заполнившие двор, воскликнули:
— Смерть нибелунгам!
— Тогда мы просим вас об одном, — сказал Гернот. — Вы сами видите, сколь многочисленна ваша рать и как мало нас осталось, выпустите нас во двор, чтоб ускорить нашу кончину. Мы смертельно устали от жестокого боя — к чему растягивать наши страдания?
Гунны заколебались. Этцель хотел уже согласиться, но Кримхильда успела разгадать хитрость своих братьев.
— Нельзя выпускать их во двор. Они здесь поостынут на свежем ветру, понаберутся силы и причинят нам немало бед. Лучше, мой король, прикажите загнать их в зал, и мы их там подожжем — вот и ускорим конец.
— Теперь я вижу, как желаешь ты добра своим братьям, — проговорил, услышав ее слова, Гизельхер. — Только ответь, за что ты хочешь моей погибели, разве я не был верен тебе? Только потому и поддался я на твое приглашение, что верил в твою любовь и вспоминал тебя с любовью.
— Я тоже любила вас, — проговорила с горечью Кримхильда. — До тех пор, пока вы не стали держать сторону Хагена. Но коли вы согласны выдать мне его заложником, тогда поговорим о мире, братья мои. Иначе вам придется ответить за все вместе с ним.
— Вассалов мы не выдавали никогда, — сказал, усмехнувшись, Гернот. — И не предадим сегодня.
— Уж лучше по-рыцарски пасть в бою, чем выдать вассала, — подтвердил Гизельхер его слова. — Ты, сестра, предлагаешь невозможное.
— И я брата не покину вовек, уж лучше паду с ним вместе, — проговорил Данкварт.
— Тогда разговор наш окончен. — И Кримхильда повернулась к своим воинам: — Вперед! Гоните их по лестнице в зал, пусть с ними беседует огонь.
Дворец запылал, и бургундам впервые сделалось страшно. Мучил их жар, дым выедал глаза. Доспехи раскалились так, что голой рукой было к ним не прикоснуться.
— Хороший же пир уготовила нам Кримхильда! — проговорил Гизельхер.
Скоро с потолка стали валиться горящие головни.
— Все к стенам! — Хаген нашелся и тут. — Встанем у окон. Над головами поднимем щиты. Топчите упавшие головни в крови на полу.
Лишь снаружи казалось, что дворец весь охвачен огнем. На самом деле сгорела крыша, зал же остался целым. К утру от дворца к небу поднимался черный дым, без пламени, но Кримхильда надеялась, что наконец ее враги заплатили свое.
Этцель послал на разведку небольшой отряд.
Все нибелунги оказались живы. Вассалы собрались вокруг королей и отразили новое наступление.
— Если Этцель поздравил нас с добрым утром, значит, будем ждать новых гостей, — мрачно пошутил Гунтер.
И в это время в дальнем углу двора они увидели Рюдегера.
Рюдегер Бехларенский, уйдя вместе с дружиной с пира, который превратился в побоище, ночевал дома. Он надеялся, что короли как-нибудь помирятся, и был удручен, узнав о том, что бой все еще продолжается.
— Готов пойти к ним посредником, — заговорил он было с Этцелем, но Этцель сразу ответил:
— Поздно. Я успокоюсь, только когда все нибелунги заплатят мне кровью.
— Взгляните на сильнейшего из своих вассалов, — проговорил человек из свиты Кримхильды. — Столько наград получил он от вашего супруга, столько милостей — и до сих пор не обнажает меча.
— Умолкни или умрешь немедля! — воскликнул в ярости Рюдегер, услышав эти слова, и ударом кулака сбил его на землю. — Я и сам горюю, что не могу с дружиной напасть на нибелунгов. Я был их проводником, вел их сюда на ваш пир, как же буду биться с ними? Это бесчестно.
— Да, я вижу, — мрачно проговорил Этцель, взглянув на упавшего в пыль своего вассала. — Вы мне хорошо помогли.
Тут подошла и Кримхильда:
— Маркграф, сколько раз вы твердили и мне, и супругу, что готовы рисковать за нас жизнью. Что же теперь? Сегодня ваша помощь нужнее всего.
— Да, королева, вы правы, я готов рисковать за вас жизнью. Но никогда я не говорил вам, что готов погубить свою душу, — ведь ваших братьев я вел к королю на пир, а не на смерть.
— Маркграф, вспомните, вы давали мне клятву, что отомстите каждому моему врагу.
— От клятвы я не отказываюсь, королева. Но это не враги — это ваши братья! Потому они и гостили в моем замке, потому я одаривал их. И младший ваш брат, Гизельхер, обручен с моей дочерью. Как же я теперь пойду его убивать? Я погублю свою душу!
— Признайтесь честно, маркграф, что боитесь не за душу свою, а за жизнь, — сказала Кримхильда с презрением.
— Король, обнажив меч, я лишь навлеку и на вас и на себя новые несчастья. Я готов вам вернуть все награды, земли и замки. Уж лучше уйду я в изгнание, но не посягну на дружбу, верность и честь.
— Дружбу с кем? С убийцами моего мальчика? Пожалейте же меня и короля, наш друг, — снова заговорила Кримхильда. — Они истребили всю родню моего супруга, и я умоляю помочь нам!
— Что же, я решился, — ответил Рюдегер с отчаянием. — За все ваши милости пойду платить своей кровью. А вы уж позаботьтесь о тех, кто мне дорог.
— Твоих домашних я не покину вовек, — проговорил Этцель, — но ты и сам, я уверен, вернешься из боя живым и здоровым.
— К нам поднимается маркграф! — радостно воскликнул Гизельхер. — Наконец-то мой будущий тесть со своею дружиной идет нам на помощь. Теперь мы отобьемся!