Повесть о старых женщинах
Шрифт:
Сестры запротестовали, особенно живо — Софья. На этот раз боль испытывала она.
— Это деловое свидание, — сказал Сирил в свою защиту. — Мэтью завтра рано утром уедет, другого времени для встречи не остается, — и, поскольку Констанция была мрачна по-прежнему, он добавил: — Дело есть дело. Не думайте, что я только и знаю, что развлекаться.
И ни слова о том, что за дело! Никаких объяснений! Если уж говорить о делах, Констанции было известно одно: она ежегодно дает ему триста фунтов и оплачивает счета от портного. Когда-то
— На мой взгляд, тебе лучше было бы принять мистера Пил-Суиннертона здесь, — сказала Констанция. — Вы могли бы где-нибудь уединиться. Не нравятся мне эти свидания в клубе в десять вечера.
— Ладно, спокойной ночи, мамаша, — сказал Сирил и встал. — До завтра. Я возьму ключ от наружной двери. Пусть уж карман растянется — ничего.
Софья уложила Констанцию и подала ей две грелки, на случай, если начнутся боли. Почти все время сестры молчали.
V
Софья сидела на диване в нижней гостиной. Ей казалось, что, хотя прошло чуть больше месяца с ее приезда в Берсли, у нее уже появились новые интересы и новые заботы. Как ни странно, Париж и парижская жизнь ушли в прошлое. Случалось, Софья часами не вспоминала о Париже. Думать о Париже было неприятно — не могут Париж и Берсли быть реальными одновременно! Пока она ждала, сидя на диване, ей вспоминался Париж. Не удивительно ли, что теперь ее гнетет забота о благополучии Констанции, как раньше одолевало беспокойство за судьбу пансиона Френшема. «Жизнь моя сложилась странно, — думала Софья, — но если взять каждую ее часть по отдельности, все покажется совершенно заурядным… Как-то она кончится, моя жизнь?»
Тут на крыльце раздались шаги, загремел ключ в замке, и Софья открыла дверь.
— А, вы еще не легли! — в удивлении и с некоторым недоумением воскликнул Сирил. — Спасибо.
Он вошел, докуривая сигару.
— Пришлось вот таскать за собой эту махину! — пробормотал он, разглядывая тяжелый старомодный ключ, прежде чем вставить его в замочную скважину.
— Я не ложилась, — ответила Софья, — потому что хочу поговорить с тобой о твоей матери, а другой возможности не будет.
Сирил смущенно улыбнулся и плюхнулся в матушкино кресло-качалку, предварительно развернув его лицом к дивану.
— Да, — сказал он, — я все думал, как понимать вашу телеграмму. А что стряслось?
Выпустив облако дыма, он ждал ответа на свой вопрос.
— Я решила, что ты должен приехать, — доброжелательно, но твердо сказала Софья. — Не приехав вчера, ты страшно огорчил мать. А когда она ждет твоего письма и оно не приходит, она просто заболевает.
— Ну ладно! — сказал Сирил. — Я рад, что только в этом все дело. Из вашей телеграммы можно было заключить, что случилось что-то серьезное. А потом, когда я только вошел в дом, вы сказали мне, чтобы я молчал насчет этой телеграммы…
Софья поняла, что Сирил не способен оценить ситуацию, и гордо вскинула голову.
— Ты невнимателен к матери, мой друг, — сказала она.
— Ну что вы, тетушка! — ласково ответил Сирил. — Прошу вас, не говорите так. Я пишу ей раз в неделю. Не реже. Я приезжаю, как только появляется возможность…
— Ты пишешь не каждую субботу, — перебила его Софья.
— Может быть, и так, — с сомнением ответил Сирил. — Но даже…
— Неужели ты не понимаешь, что она только твоими письмами и живет? Если письма нет, она так огорчается… кусочка в рот не берет! И у нее начинается ишиас и бог весть что еще!
Ее прямота выбила у Сирила почву из-под ног.
— Но это же нелепо! Не могу же я…
— Может быть, и нелепо. Но это факт. Ты ее не перевоспитаешь. Да и, в конце концов, что тебе стоит проявить внимание, даже написать ей дважды в неделю? Только не говори мне, что ты и без того занят! Я в молодых людях разбираюсь лучше твоей матери.
Софья снисходительно улыбнулась. Сирил робко ответил ей улыбкой на улыбку.
— Ты только поставь себя на ее место!
— Я думаю, вы правы, — помолчав, сказал Сирил. — Спасибо, что поговорили со мной об этом. Откуда же мне было знать?
Широким жестом он бросил недокуренную сигару в камин.
— Ну, а теперь ты знаешь! — лаконично ответила она и подумала: «Ты обязан был догадаться сам. Это твой долг».
Однако Софье было приятно то, как принял Сирил ее замечание, а жест, которым он выбросил сигару, показался ей весьма изящным.
— Хорошо! — зевнув, произнес Сирил, желая показать, что вопрос исчерпан.
Он встал. Софья, однако, осталась сидеть.
— Здоровье Констанции стало хуже, — сказала Софья и подробно изложила Сирилу свой разговор с доктором.
— Вот как! — пробормотал Сирил, облокотясь на каминную полку и глядя на Софью сверху вниз. — Значит, Стерлинг такого мнения? А по-моему, здесь, на Площади, ей лучше.
— Почему?
— Не знаю, право!
— Вот именно!
— Она всю жизнь здесь живет.
— Да, — сказала Софья, — и напрасно.
— Что же вы можете предложить? — спросил Сирил, и в его голосе зазвучало раздражение из-за того, что ему навязывают новый повод для волнений.
— А как бы ты посмотрел, — сказала Софья, — если бы она переехала к тебе в Лондон?
Сирил вздрогнул. Софья увидела, что он по-настоящему ошеломлен.
— По-моему, это совершенно не годится, — сказал он.
— Почему?
— Не годится и все. Ей Лондон не подходит. Не такая она женщина. По правде сказать, я считал, что ей здесь очень хорошо. В Лондоне ей не понравится.
Сирил покачал головой, и в свете газа глаза его настороженно заблестели.
— А если понравится?
— Послушайте, — начал Сирил другим, более живым тоном. — Почему бы вам не поселиться где-нибудь вдвоем? Это было бы…