Повесть о старых женщинах

Беннет Арнольд

Он резко обернулся. На ступеньках послышался шум, и дверь, ведущая на лестницу, с обычным своим скрипом отворилась.

— Вот именно, — сказала Софья. — Ведь Елисейские поля идут от площади Согласия до… Это ты, Констанция?

Фигура Констанции появилась в дверях. Лицо ее было сумрачно. Она услышала шаги Сирила на улице и спустилась вниз, чтобы выяснить, почему он так долго не уходит из гостиной. Обнаружив его с Софьей, Констанция была поражена. Значит, они, как добрые приятели, болтают о Париже! В Констанции проснулась ревность. С нею Сирил никогда так не разговаривал!

— Я думала, ты давно спишь, Софья, — сказала она слабым голосом. — Уже час ночи.

— Мне не хотелось спать, — ответила Софья, — а тут как раз пришел Сирил.

Однако и у Софьи, и у Сирила был виноватый вид. Констанция в тревоге переводила взгляд с сына на сестру.

На следующее утро Сирил получил письмо, которое — почему, он объяснять не стал — требовало его немедленного отъезда. Он только намекнул, что приехал на свой страх и риск и что события развиваются именно так, как он и опасался.

— Обдумайте мое предложение, — шепнул он Софье, когда они на минуту остались одни, — и напишите о вашем решении.

VI

За

неделю до Пасхи обитатели отеля «Ратланд» на Брод-Уок в Бакстоне, собравшись в холле этого заведения перед пятичасовым чаем, стали свидетелями приезда двух дам средних лет в сопровождении двух собак. Одно из развлечений для тех, кто собирался в холле, заключалось в критическом изучении вновь прибывших. Холл, обставленный в «восточном» стиле, прекрасно смотрелся на фотографиях в иллюстрированном проспекте отеля и, несмотря на сквозняки, был излюбленным местом постояльцев. Сквозняки объяснялись тем, что холл отделяли от улицы (если только Брод-Уок можно назвать улицей) две вращающиеся двери, находившиеся под наблюдением двух мальчиков-рассыльных. Каждый, кто входил в гостиницу, должен был пройти через холл, и в первый раз это превращалось в пытку, поскольку новичку давали понять, что ему еще предстоит многому научиться и ко многому привыкнуть. Как пассажир, садящийся на борт судна на промежуточной стоянке, новичок чувствовал, что перед ним стоит задача найти себе нишу среди высокомерного и враждебно настроенного общества. Обе дамы произвели вполне благоприятное впечатление с самого начала, поскольку приехали с собаками. Не у каждого достанет смелости явиться с собакой в дорогой частный отель; если вы привозите с собою одну собаку, это значит, что вы не привыкли из-за нескольких шиллингов отказывать себе в маленьких радостях; но если при вас две собаки, это означает, что вы не боитесь управляющего и привыкли считать законом собственные прихоти. Та дама, что была ниже ростом и полнее, не произвела особенного впечатления на постояльцев: ее черное платье хоть и свидетельствовало о непоказном достатке, было немодным, а ее манеры говорили о робости и нервности. Очевидно, совершая первые, самые трудные шаги в гостиничной жизни, она полагалась на свою высокую спутницу. То была женщина другого склада. Красивая, рослая, уверенная в себе, одетая в яркое платье, она имела спокойный вид, показывающий, что она привыкла держаться на людях. Эта дама отрывисто обратилась к рассыльному с вопросом об управляющем, и вот уже жена управляющего поспешно сбежала вниз и с видимым почтением предстала перед посетительницей. Голос дамы звучал спокойно и властно — она привыкла, чтобы ее приказания исполнялись. Мнения в холле насчет того, сестры ли это, разделились.

Дамы не спеша отправились наверх в сопровождении жены управляющего и отказались от чая, который, по правде сказать, был отвратительно заварен. Потом, с помощью одного из тех жильцов, которые есть в любом отеле и которые способны разузнать любой секрет, донимая своим неукротимым любопытством персонал, стало известно, что дамы заняли на втором этаже две комнаты — номер 17 и 18 — и роскошную гостиную с балконом, относящуюся в номенклатуре гостиницы к классу люкс. Этот факт окончательно установил места вновь прибывших в гостиничной иерархии. Они богаты. Они могут позволить себе широко тратить деньги. Ибо даже в таком изысканном отеле, как «Ратланд», не каждый позволит себе снять гостиную — таких гостиных, при пятидесяти спальных, в отеле было всего четыре.

За обедом дамы сидели за отдельным столиком в углу. На той из них, что пониже ростом, была белая шаль. Эта дама за обедом вела себя с прежней стеснительностью, подтвердив ту точку зрения, что она женщина простая и не привыкла к свету. Другая дама вела себя все также величаво. Она заказала полбутылки вина и выпила два бокала. Без всякого смущения смотрела она по сторонам, в то время как ее спутница переводила взгляд с нее на свою тарелку. Дамы почти не разговаривали. Сразу после обеда они удалились. «Богатые вдовы» — таков был вердикт, однако контраст между ними таил в себе загадки, будоражившие любознательные умы.

Софья вновь одержала победу. Еще раз решила она чего-то добиться и добилась. События развивались следующим образом. Объявление в «Сигнале» о найме служанки закончилось обескураживающим провалом. Те немногие, кто откликнулся на это объявление, никуда не годились. Констанцию куда больше, чем Софью, поразили манеры и претензии нынешней прислуги. Констанция впала в отчаяние. Если бы не гордость, она пошла бы на то, чтобы с согласия Софьи упросить Эми задержаться на время. Но Констанция все-таки предпочитала нанять другую служанку, пусть такую же дерзкую. Из этого неприятного положения Констанцию вывела Мария Кричлоу, которая дала ей сведения о надежной служанке, собиравшейся оставить место, где она проработала восемь лет. Констанция не думала, что ей подойдет служанка, рекомендованная Марией Кричлоу, но, попав в затруднительные обстоятельства, она все же решила взглянуть на эту особу и, как и Софья, осталась очень довольна девушкой по имени Роза Беннион. Беда заключалась в том, что Роза могла приступить к своим обязанностям только через месяц после ухода Эми. Роза готова была оставить свое старое место, но ей взбрело в голову, прежде чем начать работу на новом месте, съездить на две недели к своей замужней сестре в Манчестер. Этот каприз казался Констанции и Софье весьма досадным и совершенно неоправданным. Разумеется, можно было попросить Эми, чтобы она поработала этот месяц. Эми, вероятно, охотно бы на это пошла, если бы ей объяснили, в чем дело. Однако ей никто ничего не объяснял. А Констанция не желала оставаться у Эми в долгу. Что было делать сестрам? Софья, которая вела все переговоры с этой девушкой и другими кандидатами, сказала, что было бы большой ошибкой упустить Розу. К тому же у них нет выбора, нет никого, кто мог бы приступить к работе немедленно.

Возникла чудовищная дилемма. По крайней мере, такой она представлялась Констанции, которая свято верила, что ни одна хозяйка еще не попадала в такую беду. И все же, когда Софья в первый раз предложила свое решение, Констанция сочла его совершенно нереальным. По мысли Софьи, в тот самый день, когда уйдет Эми, следовало запереть дом и на несколько недель отправиться на курорт. Начать с того, что сама мысль о том, чтобы бросить пустой дом, показалась Констанции безумием. Да к тому же — ехать отдыхать в апреле! Констанция выезжала из Берсли только в августе. Ну нет! Проект Софьи сулил непреодолимые трудности и опасности, от которых укрыться невозможно. Вот пример. «Мы не можем вернуться в неубранный дом, — говорила Констанция, — и не можем допустить, чтобы туда до нас заходила незнакомая служанка». На это Софья отвечала: «Что же нам тогда делать?» И Констанция, после глубоких размышлений об ужасном тупике, в который завела ее судьба, говорила, что, по ее мнению, до появления Розы придется обойтись одной поденщицей. Констанция спросила Софью, помнит ли она старую Мэгги. Софья, конечно, прекрасно помнила ее. Старая Мэгги умерла, умер и симпатичный пьяница Холлинз, но зато была жива младшая Мэгги, жена каменщика, которая нанималась на поденщину, когда у нее оставалось свободное время от ухода за семерыми детишками. Чем больше раздумывала Констанция о младшей Мэгги, тем больше она убеждалась, что это и есть то, что нужно. Констанция чувствовала, что младшая Мэгги заслуживает доверия.

В этом доверии к Мэгги и таилась гибель Констанции. Почему бы им не уехать, договорившись с Мэгги, что за несколько дней до их возвращения она уберет и проветрит дом? Этот довод сломил Констанцию. Она пусть неохотно, но подчинилась. Дело было решено, когда Софья упомянула Бакстон. Констанция знала Бакстон. Хозяйка пансиона, где она останавливалась в Бакстоне, умерла, и в последний раз Констанция побывала там еще при жизни Сэмюела, однако само это название звучало успокоительно, да к тому же бакстонские воды и климат незаменимы при ишиасе. Постепенно Констанция позволила вовлечь себя в эту гибельную авантюру и согласилась оставить дом пустым на двадцать пять дней. Она поделилась новостью с Эми и ошеломила ее. Потом она принялась готовиться к отъезду. Семейную Библию Сэмюела она упаковала в оберточную бумагу, убрала в ящик сделанную Сирилом копию сэра Эдвина Ландсира в соломенной рамке и приняла еще тысячи других предосторожностей. Все это напоминало гротеск, фарс, бог знает что. И когда к дверям подкатил кеб, в него был уложен багаж, собаки скованы одной цепочкой, Мария Кричлоу вышла на тротуар, чтобы принять у Констанции ключ, Констанция вставила ключ в замочную скважину и заперла дверь, то на лице Констанции появилось трагическое выражение, за которым скрывались бессчетные опасения. И тут Софья поняла, что сотворила чудо. Так оно и было.

В целом сестер хорошо приняли в отеле, хотя они и были не в том возрасте, который способствует популярности. Критики — свободомыслящие, реалистически настроенные и безжалостные критики, живущие в каждом отеле, — сначала сочли Софью деспотом. Но через несколько дней их воззрения переменились и уважение к Софье возросло. Дело в том, что через двое суток Софья стала вести себя иначе. Отель «Ратланд» был очень хорош. Он был так хорош, что поколебал глубокую веру Софьи в то, что на свете есть только один действительно первоклассный пансион и что его создательницу никто ничему не может научить в том, что касается искусства управления. Кормили здесь превосходно, прислуга была великолепно вышколена (а Софья знала, как трудно этого добиться), и вся обстановка в «Ратланде» была куда богаче той, которой мог похвастаться пансион Френшема. Здесь было больше комфорта. Жильцы были представительнее. Правда, и цены оказались намного выше. Софья была поставлена на место. У нее хватило ума внести поправки в свои взгляды. Кроме того, она обнаружила, что совсем не разбирается во многих вопросах, которые как нечто само собой разумеющееся живо обсуждали другие жильцы. Долгая жизнь в Париже никак не оправдывала такого невежества и только его подчеркивала. Так, когда кто-то, имеющий опыт жизни за границей, узнав, что она много лет прожила в Париже, спросил ее, что идет сейчас в «Комеди Франсез»^{102}, ей пришлось сознаться, что она вот уже тридцать лет не была во французском театре. А когда как-то раз в воскресенье тот же собеседник задал ей вопрос об англиканском священнике, служащем в Париже, оказалось, увы, что она знает его только по фамилии и никогда его не видела. Софья в известном смысле прожила такую же ограниченную жизнь, как и Констанция. Хотя ее знания человеческой природы были обширны, Софья, как и Констанция, была во власти рутины. Она была целиком поглощена одним-единственным делом.

По молчаливому соглашению поездку оплачивала Софья. Она платила по всем счетам. Констанция не раз возмущалась дороговизной, но Софья умела успокоить ее одним влиянием своей личности. У Констанции было одно преимущество перед Софьей. Она хорошо знала Бакстон и окрестности и могла поэтому показывать Софье местные достопримечательности и принимать в расчет местные особенности. Всем остальным руководила Софья.

Очень скоро сестры освоились в отеле. Они без стеснения шествовали по коридорам с турецкими коврами на полу и лепниной на потолке и без удивления смотрели, как вместе с другими неторопливо прохаживающимися аристократами бесконечное число раз отражаются в зеркалах с золочеными рамами. Они привыкли к большим пейзажным полотнам, к следам пыли на массивной мебели, к серым с коричневыми отворотами курткам лакеев, к череде подносов, сапог и ведер, выставленных вдоль коридора. До их ушей то и дело доносились звуки гонгов и колокольчиков. С привычной небрежностью смотрели они на барометр и вызывали экипаж. В дождливые дни они обучались у соседок секретам рукоделия. Вместе с другими постояльцами они выезжали на прогулки. Они принимали знакомых у себя в гостиной. Они не избегали развлечений. Софья была полна решимости участвовать во всем, что не нарушает приличия, отчасти чтобы дать выход собственной энергии (которая все возрастала со времени ее возвращения в Берсли), но больше — ради Констанции. Софья помнила все, что сказал ей доктор Стерлинг, помнила, с какой готовностью согласилась с его суждениями. Настал день, и сестры, уединившись в своей гостиной, под руководством пожилой дамы, приступили к изучению основ пасьянса. Обе они никогда не играли в карты. Констанция сперва не смела взять карты в руки, словно в самом картоне крылось нечто недостойное и опасное. Однако в стенах респектабельного роскошного отеля благопристойным становится любой поступок. И Констанция здраво рассудила, что от игры, в которую играешь сам с собой, никакого вреда не произойдет. Она довольно легко обучилась нескольким пасьянсам. При этом она говорила: «Я бы получала от этого удовольствие, если бы была понастойчивее. Но от карт у меня голова идет кругом».