Повесть о старых женщинах

Беннет Арнольд

II

Что постоянно поражало Софью не в одних только Джеральде и Шираке, но и в других людях, с которыми ей случалось сталкиваться, так это непредсказуемость их поведения. За свою жизнь она приучилась к тому, что все действия, пусть самые незначительные, продумываются и тщательно планируются заблаговременно. На Площади св. Луки всегда и у всех имелось своего рода расписание, составленное хотя бы на неделю вперед. В мире, где жил Джеральд, ничего нельзя было предусмотреть заранее. Запутанные дела решались в одно мгновение и осуществлялись с легкостью необыкновенной. Взять эту поездку в Осер! За завтраком о ней не было сказано ни слова, ради Софьи разговор вели по-английски, и, как всегда в таких случаях, он вертелся вокруг трудностей чужого языка и различий между Англией и Францией. Никому бы и в голову не пришло, что у кого-то из присутствующих есть какие-нибудь дела в течение дня. Софья наслаждалась завтраком: мало того, что Ширак казался ей доброжелательным, искренним и милым, но и к Джеральду вернулось обычное очарование и хорошее настроение. Потом за кофе внезапно, как надвигающаяся катастрофа,

возник вопрос о поездке. Через пять минут Ширак отбыл — то ли в газету, то ли домой, Софья не поняла, а через четверть часа она с Джеральдом уже мчалась на Лионский вокзал, и Джеральд запихивал в карман толстый, набитый бумагами пакет, который он получил заказной почтой. Они сели в поезд за минуту, а Ширак — за несколько секунд до отправления. Однако ни ему, ни Джеральду, казалось, не пришло в голову, что они рисковали попасть в неудобное и неприятное положение и еле этого избежали. Ширак, высунувшись из окна, болтал с журналистом, ехавшим в соседнем купе. Когда Софья, наконец, пригляделась к Шираку, она поняла, что он, должно быть, заехал к себе домой и переоделся в старый костюм. Кроме Софьи и Джеральда, все, видимо, надели в поездку самую поношенную одежду.

В поезде было жарко, шумно и пыльно. И все-таки все трое, один за другим, уснули глубоким и мирным сном усталых, но здоровых молодых животных. Если они и приоткрывали глаза, то на мгновение, не больше. Софье показалось, что им просто повезло, когда Ширак проснулся сам и разбудил их в Лароше и, в полусне схватив ее чемодан, вывел их на платформу, где они, позевывая, улыбнулись друг другу, даже не сознавая до конца, как освежил их сон. У лоточника они купили лимонаду и выпили его жадно, залпом, удовлетворенно и облегченно вздыхая, а Джеральд бросил торговцу монету и царственным жестом отказался от сдачи. Местный поезд до Осера был набит битком, и кто только в нем не ехал! Постепенно они приближались к тому месту, где находится гильотина. Прошел слух, что с ними в поезде едет палач. Никто не видел его, никто не смог бы его узнать, но все лелеяли мысль, что он где-то рядом. Хотя солнце клонилось к горизонту, жара не спадала. Истомленные пассажиры принимали все более вольные позы. В окна летела сажа и едкая гарь. Поезд сделал остановки в Боннаре, Шемильи и Монто, и на каждой станции его осаждали толпы народа. Наконец, на вокзале в Осере толпы потных пассажиров бурным потоком излились на платформу и наводнили все вокруг. Софья испугалась. Джеральд передал бразды правления Шираку, и тот, взяв ее под руку, пошел впереди, то и дело оглядываясь, чтобы проверить, не отстал ли Джеральд с чемоданом. Осер, казалось, был охвачен неистовством.

Извозчик соглашался доставить их к гостинице «Шпага» за десять франков.

— Ба! — презрительно воскликнул Ширак, как истый парижанин, которому не пристало осыпать золотом провинциальных тяжелодумов.

Другой извозчик потребовал двенадцать франков.

— Садись, — сказал Джеральд Софье. Ширак удивленно повел бровями.

В этот миг высокий, крупный господин с наглой физиономией преуспевающего негодяя, держа под ручку бледную молодую девицу, отпихнул Джеральда и Ширака и уселся в экипаж со своей спутницей.

Ширак запротестовал, объясняя, что экипаж занят.

Узурпатор нахмурился и чертыхнулся, а девица дерзко расхохоталась.

Софья, вся сжавшись, ждала, что Ширак как настоящий герой немедленно воздаст им по заслугам, но ей суждено было разочароваться.

— Скотина! — пробормотал ее кавалер и пожал плечами, а экипаж между тем уехал, оставив их в глупейшем положении на тротуаре.

К этому времени все фиакры были разобраны. Вместе с толпой они двинулись в «Шпагу» пешком: впереди Софья с Шираком, за ними — Джеральд с чемоданом, под весом которого он согнулся в три погибели. На длинной, прямой улице пыль стояла столбом. Софья предалась романтическим ощущениям: сквозь пыльное облако проглядывали башни и шпили, и Ширак, медленно и тщательно подбирая слова, повествовал ей о местном соборе и знаменитых церквах. Он воздал должное витражам и подробно перечислил все достопримечательности, которые следует посетить. Они перешли через мост. Софье казалось, что она попала прямиком в средневековье. Время от времени Джеральд менял руку, но упрямо не позволял Шираку притронуться к чемодану. Они с трудом поднялись в гору по узким извилистым улочкам.

— Voil`a! [27] — сказал Ширак.

Они стояли перед входом в гостиницу. По другую сторону улицы находилось набитое посетителями кафе. У дверей стояло несколько экипажей. Их ободрил солидный, респектабельный вид гостиницы — Ширак так ее и описывал. Он сразу предложил мадам Скейлз эту гостиницу потому, что отсюда далеко до места казни. Джеральд тогда сказал: «Разумеется, разумеется!» Шираку, который ложиться спать ночью не собирался, номер был не нужен.

В гостинице была одна свободная комната за двадцать пять франков.

27

Здесь: пришли (фр.)

Джеральда возмутило такое надувательство. «Хорошенькое дело! — ворчал он. — Приезжим не дают приличных комнат за приличную цену только потому, что завтра здесь кого-то гильотинируют. Остановимся в другом месте!»

На лице его было написано отвращение, но, казалось Софье, в глубине души он был доволен.

Они гордо вышли из шумного холла гостиницы, как те, кто, не дав обвести себя вокруг пальца, желает сохранить достоинство перед лицом света.

На улице им предложил свои услуги извозчик, который, вселив в них надежду, заявил, что знает подходящую гостиницу и готов отвезти их туда за пять франков. Извозчик ожесточенно нахлестывал лошадь. Один тот факт, что они сидят в быстро мчащемся экипаже, от которого едва успевают отскочить пешеходы, поднимал настроение. По дороге они полюбовались на собор. Лошадь встала как вкопанная на небольшой площади, перед зданием отталкивающего вида с вывеской «Гостиница Везле». По бокам лошади бежала кровь. Джеральд велел Софье оставаться на месте, а сам с Шираком поднялся по четырем каменным ступенькам, ведшим внутрь. Софья, на которую пялились фланирующие зеваки, огляделась и увидела, что почти все окна на площади распахнуты настежь, а из них высовываются смеющиеся и болтающие люди. Потом раздался громкий голос Джеральда. Он появился в окне третьего этажа вместе с Шираком и какой-то толстухой. Ширак поклонился Софье, а Джеральд беспечно усмехнулся и кивнул.

— Все в порядке, — сказал Джеральд, спустившись вниз.

— Сколько стоит номер? — необдуманно спросила Софья.

Джеральд замялся и нахмурился.

— Тридцать пять франков, — ответил он. — Хватит кататься туда-сюда. Считай, что нам повезло.

Ширак только пожал плечами, словно хотел сказать, что и к ситуации, и к цене надлежит отнестись философски. Джеральд вручил извозчику его пять франков. Тот изучил монету и попросил на чай.

— Ах черт! — воскликнул Джеральд и, поскольку мелочи у него не было, расстался еще с двумя франками.

— Да возьмет кто-нибудь этот чертов чемодан? — вопросил Джеральд, словно монарх, гнев которого вот-вот падет на чернь, если она вовремя не опомнится.

Но никто не отозвался, и чемодан пришлось тащить ему самому.

Казалось, в каждой комнате темной и зловонной гостиницы расположилась гогочущая пьяная компания.

— Кровать узка для двоих, — сказала Софья, когда, оставив Ширака внизу, они оказались наедине в маленькой, поганенькой комнатенке.

— Не думаешь ли ты, что кровать для меня? — резко ответил Джеральд. — Разумеется, спать на ней будешь ты. А теперь пора поесть. Пошевеливайся!

III

Наступила ночь. Софья лежала на узкой кровати с красным пологом. Тяжелые красные портьеры закрывали окно с грязными кружевными занавесками, но сквозь щели в комнату все-таки пробивались огни с площади. Доходили сюда с площади и звуки, очень четкие и громкие, так как из-за неспадавшей жары пришлось оставить окно открытым. Сон не приходил. Совершенно измученная, Софья потеряла всякую надежду уснуть.

Снова Софья впала в глубокое отчаяние. Она с ужасом вспоминала обед. Длинный стол с закругленными концами, хоровод лиц, мрачная и зловонная столовая, свет керосиновых ламп! За столом сидело не меньше сорока человек. Почти все они ели отвратительно, чавкали как свиньи, заткнув концы больших грубых салфеток за воротник. За столом прислуживали толстуха, которая стояла в окне с Джеральдом, и девушка с откровенно бесстыжими повадками. Обе были грязнули. Все вокруг было в грязи. А еда вкусная. Ширак и Джеральд оба согласились, что еда и вино хороши. Remarquable! [28] — отозвался Ширак о вине. Впрочем, Софья не получила удовольствия от обеда. Она была испугана. Ее шокировали даже жесты соседей по столу. Публика собралась самая разномастная по внешнему виду, одни были хорошо, почти элегантно одеты, другие пообносились. Но все лица, даже самые юные, были бесстыдны, развратны и звероподобны. Близкое соседство старых мужчин и молоденьких женщин было отвратительно Софье, особенно когда эти парочки целовались, а именно этим они и занимались под конец обеда. К счастью, Софья сидела между Шираком и Джеральдом. Это, казалось, ограждало от общего разговора. Она бы не поняла из беседы ни слова, если бы не присутствие англичанина средних лет, который сидел на противоположном конце стола с молодой шикарной француженкой — эту даму Софья мельком видела прошлой ночью в «Сильвене». Англичанин, очевидно, пообещал француженке обучить ее английскому языку. Он медленно и отчетливо переводил ей все, что говорилось, на английский, а она, нелепо кривя рот, повторяла за ним слово за словом.

28

Замечательно! (фр.)

Благодаря англичанину Софья поняла, что вся беседа посвящена убийствам, казням, преступникам и палачам. Некоторые присутствующие только и делали, что ездили смотреть на казни. Они были источником сногсшибательных сплетен и центром общего внимания. Была там женщина, которая помнила последнее слово каждой жертвы правосудия за последние двадцать лет. Весь стол так и покатился от истерического смеха, выслушав одну из ее историй. Как поняла Софья, эта дама рассказала о преступнике, который попросил священника, милосердно пытавшегося своим телом загородить от него гильотину: «Отойдите в сторону, отец мой. Я ведь заплатил за то, чтобы на нее полюбоваться». Так это звучало в пересказе англичанина. За столом подробно вникали в заработки палачей и их подручных и бешено спорили, если обнаруживались различия во мнениях. Молодой щеголь, ручаясь головой, что не преувеличивает, рассказал, как Кора Перл, знаменитая английская куртизанка, пользуясь своим влиянием на префекта полиции, добилась, чтобы ей разрешили посетить смертника, ожидавшего наутро казни, в его камере и уйти от него всего за час до прихода стражи. Анекдот вызвал одобрение всего общества. Решили, что он производит по-настоящему сильное впечатление, и, естественно, недоумевали: чем же околдовала высших чинов империи рыжая англичанка? Ну и, конечно, в разговоре все время присутствовал Ривен, красавец-убийца, герой дня и главная фигура празднества. Кое-кто из сидевших за столом видел его, двое-трое были с ним знакомы и только и ждали, чтобы сообщить поразительные подробности насчет его любовных побед. Преступник, он, однако, оставался предметом искреннего поклонения. По самым достоверным сведениям, племяннице его жертвы было оставлено место перед гильотиной в первом ряду.