Повесть о старых женщинах
Шрифт:
Затем ее окутал мрак ночного одиночества, который, сгущаясь, истощал ее силы и сокрушал гордость. Подобно женщине, ощутившей дурноту на улице, она оглядывалась в поисках поддержки, потом ощупью добралась до кровати, плашмя упала на нее, испытывая чувство полного одиночества, и беззвучно зарыдала.
II
Джеральд Скейлз шел по Стрэнду, во все глаза глядя на его высокие, узкие дома, сдвинутые так тесно, как будто их без разбора плотно упаковал какой-то упаковщик, стремившийся лишь к экономии пространства. Только Сомерсет-Хаус{59}, Кингз-Колледж и два-три театра и банка нарушали
Однако с этим покончено. Он благополучно от всего избавился. Она велела ему уйти, и он ушел. Деньги на дорогу у нее есть, теперь пусть сама разузнает, как ей добраться домой. Все остальное — ее забота. Он поедет в Париж один и там найдет себе другие развлечения. Нелепо было полагать, что Софья подойдет ему. Нужно было ему вовремя сообразить, что в такой семье, как Бейнсы, образцовую любовницу не найдешь. Он совершил ошибку. Несуразная получилась история. Она чуть было не одурачила его. Но он не из тех, кого можно одурачить. Он сумел сохранить свое достоинство.
Так он убеждал себя. Однако все это время его чувства собственного достоинства и гордости кровоточили, испещряя невидимыми каплями крови тротуар Стрэнда во всю его длину.
Джеральд вновь оказался на Солсбери-стрит. Мысленным взором он увидел ее в спальной. Черт ее побери! Как она желанна! Какое непреодолимое тяготение он к ней испытывает! Как невыносимо обидно, что его отвергли. Как невыносимо обидно сознавать, что она останется беспорочной. И ему непрестанно чудилась она в волнующем уединении этой проклятой спальной.
Он спускался по Солсбери-стрит. Ему вовсе не хотелось идти по Солсбери-стрит, но он продолжал свой путь.
— Черт возьми! — бормотал он. — Пора положить конец этой истории.
Его терзало отчаяние. Он был готов любой ценой получить возможность доказать себе, что совершил то, к чему стремился.
— Моя жена здесь? Она не ушла? — спросил он у привратника.
— Не уверен, сэр, но полагаю, что она не выходила, — ответил привратник. Ему стало дурно от мысли, что Софьи уже нет на месте. Заметив ее чемодан, он воспрял духом и бросился вверх по лестнице.
В тусклом свете он увидел ее — это скорчившееся, сраженное дитя человеческое, которое, свесив ноги с кровати, прижалось грудью к голубоватому покрывалу; ее шляпка с вуалью валялась на полу. За всю жизнь, казалось ему, он не видел столь трогательного зрелища, хотя лицо ее было спрятано от него. Он забыл обо всем, и его одолело глубокое, доселе незнакомое чувство. Он подошел к кровати. Она не шелохнулась.
Услышав, как он вошел, и понимая, что это не сон, Софья заставила себя не двигаться. В ней вспыхнула неистовая, радостная надежда. Удерживаемая всей силой своей воли, она не двигалась, но подавить рыдание, разрывавшее ей грудь, не смогла. От этого рыдания у Джеральда на глазах навернулись слезы.
— Софья! — с мольбой в голосе обратился он к ней.
Но она не шевелилась. Ее вновь сотрясло рыдание.
— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Джеральд, — мы поживем в Лондоне, пока не сможем пожениться. Я все устрою. Найду для тебя подходящий пансион и скажу там, что ты моя кузина. Сам я останусь здесь и буду каждый день навещать тебя.
Ответом было молчание.
— Спасибо! — разрыдалась Софья. — Спасибо!
Джеральд увидел, как потянулась к нему, словно щупальце, ее маленькая ручка в перчатке, и, сжав ее, он опустился на колени и неловко обнял Софью за талию. Однако поцеловать Софье руку он все еще не осмеливался.
Мало-помалу их обоих охватило всепоглощающее чувство облегчения.
— Я… честное слово, я… — попыталась что-то объяснить Софья, но фразу прервали рыдания.
— Что? О чем ты, любимая? — выпытывал Джеральд.
Софья сделала над собой усилие.
— Как же я поеду с тобой в Париж, если мы не повенчаны, — наконец выдавила она. — Я так не могу!
— Ну конечно! — успокаивал ее Джеральд. — Конечно, не можешь. Это все я виноват. Но если бы ты знала, что я переживаю… Ведь теперь все хорошо, Софья, правда?
Она села на кровати и нежно его поцеловала.
Как удивительно, как чудесно, что он не таясь расплакался. В том, с какой легкостью и силой проявилось его чувство, Софья видела залог их будущего счастья. И как прежде Джеральд утешал ее, так теперь Софья утешала его. Обнявшись, они оба изумлялись той сладостной, дивной, упоительной печали, которая поглотила их целиком. Они сожалели о том, что поссорились, о том, что не верили в высшую правоту своего решительного поступка. Все идет как должно и будет как должно — они проявили преступную глупость. Теперь они сожалели о ссоре и были счастливы — ради этого стоило поссориться! Джеральд снова казался Софье совершенством! Он воплощение доброты и чести! А в его глазах она снова стала идеальной любовницей, которая, однако, заодно станет и его женой. Торопливо обдумывая, какие шаги следует предпринять в связи с женитьбой, Джеральд в самой глубине души повторял: «Она будет моей! Она будет моей!» Ему не приходило в голову, что этот хрупкий росток на семейном древе Бейнсов, невольно впитавший в себя силу целых поколений порядочных людей, одержал над ним победу.
После чая Джеральд, полностью удовлетворенный ходом событий, сдержал свое слово и подыскал для Софьи респектабельный пансион неподалеку от Вестминстерского аббатства. Софью поразило, с какой легкостью он ввел в заблуждение хозяйку пансиона и насчет ее положения, и насчет всех прочих обстоятельств. Кроме того, Джеральд нашел поблизости церковь и священника, и через полчаса подготовка к венчанию уже шла полным ходом. Софье он объяснил, что, поскольку она проживает теперь в Лондоне, проще начать дело с начала. Она благоразумно не стала спорить. Так как она ни в коем случае не хотела снова причинить ему боль, Софья не стала расспрашивать Джеральда о тех шагах, которые из-за канцелярских проволочек завершились столь неожиданным провалом. Она знала, что он женится на ней — чего же еще надо! На следующий день Софья сделала то, что подсказывал ей дочерний долг, и дала матери телеграмму.
Глава II. Ужин
I
Они побывали в Версале и пообедали там. Можно было бы вернуться назад и на конке, но Джеральд, который выпил шампанского, на меньшее, чем экипаж, не соглашался. Более того, он настаивал на том, чтобы въехать в Париж через Булонский лес и Триумфальную Арку. Чтобы полностью удовлетворить его тщеславие, пришлось бы распахнуть настежь Ворота чести и проехать напрямик через Арку в фиакре. Джеральду с его чувством гармонии, порожденным выпитым шампанским, претила необходимость объезжать памятник кругом. В тот день Джеральда так и распирало от тщеславия. Он демонстрировал Софье чудеса Парижа не без знакомого всем чичероне тайного чувства, что в чудесах есть и его заслуга. К тому же, он был очень доволен тем, как подействовали виды Парижа на Софью.