Повесть в стихах: Чужая боль
Шрифт:
лишь бы укрыться вместе с дочкой
от холодов морозной ночки.
Хозяйка та, Тамара Львовна,
была отнюдь немногословна,
(шести десятков лет от роду).
Одна не первый год жила,
довольно крепкая была,
дарила пыл свой огороду.
Хозяйство, пенсия ... почтенно
вела свой быт уединенный;
про боль свою сказала сжато:
– Да! было счастье, но когда-то ...
Супруг, лет десять как скончался;
был
а спьяну всё ему неладно.
И вот в один из дней нажрался:
рассорился с соседом очень,
всю ночь вопил что было мочи,
к утру безвременно убрался;
немножко пережил отца;
иного ж, не ждала конца.
И это всё, что рассказала,
но жизнь её не поломала.
А повесть выслушав мою,
сказала:
– Что же, чем смогу
тебе и дочке помогу,
(давно хотела я семью),
не зря судьба свела с тобой ...
Да в общем, вот, расклад такой.
А у меня же, своего
замечу кстати - ничего:
ни полотенец, ни белья,
нет ничего-то для житья!
Ни ложки с вилкой, ни тарелки,
ни кружки (этакой безделки) ...
да тряпки лишней не сыскать,
чтоб стол чем было протирать.
На всё про всё простой ответ:
ну ничегошеньки-то нет!
Хозяйка, с чутким пониманьем,
без поучений и советов
частично выделила это,
ко мне проникнув состраданьем.
В больницу, я само собой
назад вернулась медсестрой,
(при том намного раньше срока)
враз приступив к делам с наскока;
и был тогда завотделенья
моим доволен возвращеньем.
Прошло полгода. День рожденья
у дочки, помню, наступил
(ей только-только годик был);
хоть денег мало, тем не мене
с дежурства выйдя из больницы
подобно радостной юнице,
в универсам за угощеньем
стремглав пустилася тогда,
чтоб стол накрыть, отметить дату.
Пускай со скромным результатом,
один раз в год, пусть иногда,
но надо радовать свою
новорождённую семью.
Шампанское, конфет набор,
по силам вкусностей подбор;
бюджет насколько позволял,
а он тогда был слишком мал.
И тут, кладя в пакет покупки,
(я чуть не тронулась рассудком),
когда вдруг грубо, что есть сил
за локоть кто-то ухватил.
От неожиданности, боли
я оглянулась поневоле,
как оказалось, то был он.
Я даже вскрикнула:
– Антон?!
Но здесь, он струсил страшно сам
и
сконфузившись, при том ужасно
(хотя старался быть бесстрастным).
Ах, как он выглядел солидно!
Взирал он, вкрадчиво и всё же
с жеманной строгостью похоже.
Антон стоял и сразу видно -
ему со мною рядом стыдно;
(толкнуть безмерно важное,
могло настоль "отважное".)
И вот с заставочкой такой,
весьма довольный сам собой,
он констатировал ехидно:
– Смотрю, неплохо мы живём;
шампанское, однако, пьём!
Мне прям-таки, скажу, завидно.
Сам весь с иголочки: костюм,
при галстуке, крутой парфюм ...
Схватив меня за локоток,
завёл поспешно в закуток
от посторонних глаз подальше,
а уж затем без всякой фальши,
как прежде нагло, напрямик
застрекотал его язык,
не принимая возражений,
да и моих чураясь мнений.
Промежду прочим пригрозил:
– Ты, снисхождений не проси.
А коль подашь на алименты,
имей ввиду, есть аргументы,
пойду, приспичит и на свинство:
тебя лишу я материнства ...
А дальше хуже - и гораздо!
С апломбом, озираясь часто,
категорически заверил:
мол, вот - поймал, теперь не прячься;
кредит платить, мол, не намерен;
тот на тебе и в полной мере
сама, как хочешь и корячься,
но свой кредит (крути-верти!)
весь до копейки заплати.
В противном случае, мол, знай,
что натравлю я грозный лай
весь на тебя коллекторов -
прямым коротким вектором.
И это правда! Дело в том,
(отменно помню, как всё было
и даже чувство не остыло)
однажды, сидя над прудом,
вели беседу мы вдвоём
и разговор обыкновенный
зашёл о самом сокровенном.
Тогда ему сказала я,
что счастьем мне была б семья;
в тот час, и он поведал мне
о своей собственной мечте.
Антон сказал:
– Да. Есть такая!
Я сплю и вижу, сон храня -
владельцем "Лексуса" себя.
Но тачка слишком дорогая,
(она - элитная, крутая!);
скорее сон, мираж ... и та -
есть нереальная мечта.
И вот, ничуть не думая -
девчоночка безумная!
–
решила: "Что ж, я всё смету,
но подарю ему мечту".
Не проявив большой смекалки,
(уж год жила как у него)
я продала живей всего
свою жилплощадь в коммуналке.