Повесть в стихах: Чужая боль
Шрифт:
Просила я любых хлопот,
побочный, хоть и тяжкий труд;
чтоб успевать - и там и тут;
а весь доход от всех работ
вносить в уплату за "оброк"
в назначенный банкиром срок.
Как вехи жизни не пестры,
мои ж, необычайно боле:
купалась я в их произволе.
Как погребальные костры
был каждый месяц - самый-самый -
цедящий кровь мою по граммам.
Помимо функций медсестры,
слыла
в вечор в кафе посудомойкой,
в подъездах мыла, и в сортирах
и прибиралася в квартирах.
Да средь всей этой суеты,
всей нервотрёпки, маеты
вязала варежки, носки ...
Зажатой временем в тиски
их продавала я на рынке,
в мороз лихой (в осенних шмотках!)
да в перештопанных колготках.
Ну, в общем, билась, как на ринге!
От постоянного мотанья,
от недосыпа, голоданья
я исхудала, посерела ...
И часто обмороки были,
в глазах круги нередко плыли,
но как бурлак тащила дело.
Случалось, я в потоке драмы
остановлюсь среди дороги,
чтоб отдышаться от мороки:
мужчины ходят мимо, дамы!
Им всем тепло; они одеты
все по сезону; водят деток:
кто в садик, кто, наверно, в школу ...
и только я одна - осколок.
На проезжающих машинах
видала в окнах, как в витринах
я изумительных девиц -
весьма гламурных, светских львиц.
Ах, как завидовала им
разбитым существом своим.
Они ухожены и сыты,
фортуной вовсе не забыты.
И мне бы толику участья:
обняться с крошечкою счастья!
Неужто я не заслужила?
Неужто так не хороша?!
Иль не хватает куража?
Иль я пропащая страшила?!
Тогда и вспоминала вдруг:
"Я женщина!
– мой добрый друг, -
и даже в гуще гиблых мест -
созданье Божие небес".
Бывало, средь ночи немой
представ пред зеркалом порой
и созерцая лик свой блеклый,
(такой болезненный, померклый!)
я всё же отмечала в нём,
усталом облике своём,
наличие штрихов прекрасных
всем испытаньям не подвластных.
Причём уверенность росла,
что я напротив, расцвела.
И думалось нечаянно
мне в торжестве отчаянном:
ах, дура я, какая дура!
Такая ладная фигура,
а кожа бархатистая,
да искорки игристые
в глазах мелькают быстрые ...
И пусть, что только иногда.
Ах, как ещё я молода!
И сердце тешилось в груди,
что лучшее всё впереди ...
И
созвучием изящных терций,
оплот сверкающей надежды;
в неё всерьёз я верила -
да и была уверена!
–
мне не закроет она вежды;
она, всегда спасёт меня
посреди ночи или дня.
За всею спешкой непрестанной,
где перепутались дни ночи,
три года будто между прочим
вдруг пролетели, как ни странно.
И больше нет ажиотажа;
образовалась пустота
к почину с чистого листа.
Кредит оплачен; и я даже
в себе почувствовала силы,
второе будто бы дыханье
открылось вместе с возмужаньем,
сидеть без действий мне претило;
меня внутри всю изменило,
я как бы вышла из бедняжек ...
ну, а покой стал слишком тяжек.
Подумав здраво о грядущем,
я усомнилась ещё пуще,
чтоб так, на общих основаньях,
без протеже, образованья,
каким-то чудом, в одночасье,
в корыстном мире, впопыхах,
да с тряпкой, с шваброю в руках
возможно вырвать себе счастья.
Воспламенившись целью прочно,
во всеоружии быть знаний
на случай новых испытаний,
я поступила в вуз заочно;
всерьёз продумав верный шаг,
пошла конкретно на юрфак.
Чтоб в дебрях лживых бытия
суметь помочь таким как я,
да и самой в чащобе жизни
куда как быть без укоризны.
Тамара Львовна поддержала
моё учебное начало
и с радостью возилась с Дашей,
а жизнь ритмично длилась дальше.
Пришлось, уволиться с больницы,
в торговлю сразу устремиться,
к вьетнамцам, рыночным знакомым,
они как раз позвали снова;
досель робела; час настал,
собрать какой-то капитал.
Тогда сама я удивлялась,
как быстро всё во мне менялось
и, если раньше что-то было
мне не доступным и унылым,
теперь хваталось на лету,
а не вгоняло в дурноту.
Поверьте, но, действительно,
менялась жизнь стремительно.
Я не хотела! Столь больна
мне эта память, но должна
вернуться в глубь минувших дней
хотя бы думою своей,
чтобы почтить. А та волна
воспоминаний так горька.
Мучительна! Остра всерьёз,
что вызывает горечь слёз
и по сей день из далека.
Я молвлю истине в угоду,
пожалуй, именно полгода