Повести и рассказы (-)
Шрифт:
– Ой, живой!
– И бросился бежать: А другой, что предлагал делиться добром, остался на месте, открыв рот: - Ты, че-го нас пугаешь?
– наконец спросил он с трудом.
– Так, тренируюсь, - ответил Обнорски, невозмутимо встал, отряхиваясь, и убрал лазер.
– А вы тут чем занимаетесь?
– Добро собираем!
– Какое добро?
– Бесхозное, утиль, значит.
– А я вам что - утиль?
– Да, кто же знал, что ты живой? Сколько практикую, такого не видывал, тут одни трупы. Эй, Жадина, не бойся, выходи, ты живого заловил! Испугался, бедняга, - доверительно
– Решил, что мертвец ожил! Иди сюда!
Тот промолчал, и на всякий случай спрятался снова.
– Вот чудак! Мертвецов не боялся, а от живого чуть сам не сдох со страху! У тебя курить есть?
Вид у мужичонки был запущенный - на нем была мятая шляпа с рваными полями и грязная нейлоновая куртка. Поэтому Обнорски проигнорировал его просьбу.
– А как мертвецы попадают в перекати-поле?
– спросил он.
– Не знаю, не спрашивал. Ха-ха! Какое еще перекати-поле? Их мы называем "орешками", а на самом деле это устойчивые силовые поля шаровой формы.
– Откуда они берутся?
– Образуются сами собой и катят по меридиану, загребая все на своем пути: людей, добро, мусор...
– Куда катят?
– Наверное, к магнитному полюсу, почем я знаю? Но большое железо их притягивает, вот они и собираются к этой фабрике. Удивляюсь я только, как это твой "Ралли" не разбил поле, а сам в него попал?
– Мой вездеход размагничен, чтобы не мешать замерам, - объяснил Обнорски, начиная сам понимать.
– Но почему вы не поставите предупреждающие знаки?
– Че-го? По всей пустыне знаки поставить? Кто знает - тот знает! Слышь, Жадюга, - обратился мужичок к подростку, который бочком подбирался к ним, тут товарищ интересуется, откуда берутся мертвяки в "орешках". Не знаешь?
Подросток молча покрутил головой и злобно уставился на Обнорски, словно тот отнял у него законную добычу.
– Да, не повезло тебе, Жадюга! В кои-то веки заловил начинку, а она кусается! Л мертвяки прибывают к нам в разной степени свежести. Ха-ха! Есть голенькие, а бывают разодетые. Словом, вышел из Хотеля помочиться, а его зацепило и понесло. А как - не знаю, не у кого было спросить, ты первый из "ореха" живым вылазишь. И не нужно мне твоего курева, у меня у самого есть, - с этими словами мужичонка достал из драного кармана роскошную сигару и прикурил от золотой зажигалки.
Обнорски был поражен: - Так вы - мародеры, - сказал и испугался, что они обидятся.
– Че-го?
– жулики переглянулись.
– Ну и что? Что ты хотел этим сказать?
– Так, ничего. А почему вы гоняетесь за шарами на экскаваторе, а не ждете их у фабрики?
– Че-го? А ты посмотри туда, - Обнорски вгляделся и различил у подножий стальных колонн пеструю суету. Он понял, что это множество людей, то убегающих от шаров, то бегущих за ними, и ощутил тошноту.
– Мы свободные художники! Верно, Жадюга? Бьем "орехи" на выбор, удар ковша - и распадается любое поле...
– Но люди...
– Что люди? Нет людей! А трупы закапываем, как положено. Копнул раз, потом присыпал... Не пойму, чем ты недоволен.
– Если не понимаешь,
На обратной дороге он держался от "орешков" подальше.
И вот наконец он у цели путешествия, на берегу реки, по одному берегу которой пустыня, а по другому - селения севелов. Через бинокль он отчетливо видел полуразрушенный от древности город, ветхие старые дома и хижины, построенные из подручного материала.
На улицах никакого движения не было, видимо, из-за жары.
За городом редкими скалами начинались горы, но сплошной стеной они стояли где-то далеко. Мост через реку был разрушен, да и сама река представляла собой болотистую захламленную пойму с крутыми островами. Двигаться по ней на "Ралли" было неудобно. К счастью, Обнорски заметил протянутый через реку канат, а потом и сам паром, который притулился в кустах возле островка.
Обнорски подвел вездеход к урезу воды, к одинокому столбу, и просигналил. На пароме, казалось, пустом, зашевелилось что-то живое, и вскоре заскрипела лебедка, натянулся канат.
Потом Обнорски разглядел паромщика, вертевшего ручку лебедки, и сам паром, который состоял из нескольких бочек, накрытых досками.
– Эй, а машину он выдержит?
– крикнул Обнорски еще до того, как паром уткнулся в берег.
Паромщик равнодушно посмотрел на него и отвернулся, он был одет в белую хламиду до пят и, казалось, врос в паром, совершенно не двигался.
Геолог был озадачен, затем вспомнил ритуальное приветствие, которому его учил Алов: - Холодной воды тебе на голову и вкусной жратвы в брюхо! Тот же эффект, - паромщик разглядывал трос, словно впервые его видел. Обнорски выругался и стал заводить "Ралли" на паром. Заскрипела лебедка, они двинулись. Обнорски решил замять свою неловкость, он спросил: - А как зовут тебя, приятель?
– Харон!
– Что?
– У геолога челюсть заходила от страха.
– Ты назвал себя Хароном?
– Нет, это ты меня так назвал. Я почувствовал, что это будет тебе приятно - именовать меня Хароном, вот я тебе это и сообщил.
– Хорошенькое дело! Ты хоть знаешь, кто это был? Что же, у вас имен собственных нет?
– Постоянных нет. Каждый раз мы именуем друг друга по-разному. Все меняется, мы меняемся, имена меняются.
– Ах да, новый язык. А как вы друг друга узнаёте?
– Нам не нужно узнавать, мы знаем друг друга от рождения.
– Осторожней, не зацепи за корягу! A вообще надежный этот паром?
– Надежный. Он может перевернуться, но никогда не утонет!
– Что? Так он переворачивается?
– Шутка. Не бойся, лишнее с парома упадет, нужное останется.
– Тоже шутка?
– Нет, философия. Откуда ты знаешь, что тебе нужно на самом деле?
– А самоопрокидывающийся паром знает?
– Судьба твоя знает!
– паромщик обернулся и оскалил гнилые зубы в улыбке, а глаза его закрывали... белые лишаи! "Слепой! Господи, мне попался слепой паромщик! Как же мы доедем?" - Не бойся, мы же по канату, туда-сюда. Не промахнемся!