Повести и рассказы
Шрифт:
— Как нить дать, отнимет, обязательно! — подтвердил мужик и, чтобы поддержать понравившийся разговор, спросил: — Чего же ты допрежь на камень-то влез?
Вильям Иваныч хлопнул трижды указательным пальцем по правой ноздре, причем раздался краткий хлюпающий звук, точно от удара по воде.
— Сваакер нюхал, какой будет погода. Сваакер нужно вода и пруд!
Мужик захохотал, присев и стуча кулаками по узким острым коленям. Но Вильям Иваныч внезапно рассвирепел. Он пододвинулся к мужику вплотную — один глаз у него сощурился, другой наполовину вылез наружу — и, упершись в бок,
— Ты привез молоть новь? Ты думал — Сваакер будет пускать мельница для одного тебя? Ты — глупый мужик без хозяйства, ты — Фрол Петров из Веселуха!
Он схватил мужика за руку повыше локтя и принялся ее мять.
— Это — твой сил? Твой сил? Это — гороховый суп, а не мускуль! Мужчин должен иметь крепкий мускуль! Чтобы делать большой хозяйство, надо иметь большой сил!
Мужик пятился, Вильям Иваныч наседал па него. Вдруг он быстро скинул свой пиджак, бросил его наземь, расстегнул брюки, и они неслышно соскользнули к его ступням. Он стоял бронзовый, с жирной грудью в рыжих волосах; вокруг темных, матовых сосков, с золотистым животом, немного свисавшим на мохнатые красные ноги. Коротенькие спортивные розовые трусики держались на резиночке, врезавшейся в плотно-податливую складку живота.
Вильям Иваныч выкинул вперед руки и, держа их горизонтально, начал медленно приседать.
— Ра-а-аз, — затянул он по-солдатски. — два-а-а!.. Вот так. Каждый утро так. Хочешь иметь Трансвааль — надо иметь мускуль!
— Да уж это не иначе! — сказал Фрол и, опять зажав в кулак бороду, спросил: — А брюхо ж не мешает?
Сваакер выпрямился, стряхнул со ступней штаны и погладил себя под мышками.
— Ты карауль моя одежда, пока я побежал кругом пруд. Здоровье тело — здоровье дух!..
Он прижал локти к мясистым бокам, наклонился и, выбросившись на добрую сажень вперед, побежал размеренно и не спеша вдоль берега. Кожа на его лопатках была густо-коричневой, как вязовое лыко, и лоснилась на солнце, точно плюш. Икры и ляжки сливались в мелькании с розовыми трусиками. Он забежал в кусты, и видно было, как они раздвигались его животом, и затем подолгу раскачивались. Скоро заросли скрыли все его тело, и только сверкающая лысиной голова выпрыгивала из черно-зеленой камышовой чащи.
Мужик следил за Вильямом Сваакером с удовольствием. Когда тот скрылся в камышах, он засмеялся и проговорил:
— Ах, укроп твое масло!
Он поднял с земли шляпу Сваакера, раздумчиво осмотрел ее изнутри и снаружи, осторожно положил на брюки и, тряся головой, вбирая в себя воздух, изумленно протянул:
— А-а-а!..
Потом он подошел к лошади, распряг ее, вывел из оглобель, привязал за недоуздок к грядке телеги и сунул под лошадиную морду мешок с травой. Конь шумно дыхнул на корм, втянул в раздвинутые ноздри сыровато-сладкий запах и тотчас начал мягко набирать траву теплыми бархатными губами.
Мужик еще раз потряс головою и опять протянул:
— А-а-а!..
Он двинулся к одежде Сваакера, загребая лаптями мелкий камень и засохшие комья грязи.
На мельнице начинался обычный день. По воде, горевшей блестками, как жесть — солнечными отсветами, плыли с ночлега
Спустя минут десять к мельнице подъехали еще двое помольщиков-крестьян, отвели воза к колоде, пошли к Фролу. Заложив руки назад, они потаптывались круг одежды Сваакера, и Фрол с усмешкой повествовал о Вильяме Иваныче, раздевшемся догола и побежавшем на озеро.
— Не плакал? — спросил моложавый испитой мужик.
— Трошки всплакнул. Бедный, говорит, Сваакер, — сказал Фрол.
— Бедный… бес…
Мужики отошли к мельнице, сели под навесом на землю, поделились газеткой и табачком.
Солнце начинало пригревать, кусты легко волновались от мягкого ветра, около островка пруд подернулся рябью, и ветлы бесшумно расчерчивали воду бледными гибкими ветвями.
За выросшим шумом, за гоготаньем, визгом, собачьим лаем мужики не расслышали шагов бежавшего по плотине Сваакера. Они увидели его, когда он взлетел на став — с головы до ног посеребренный потом, в прилипших к бедрам мокрых трусиках. Он подбежал к одежде, быстро, как после холодного купанья, стер с себя ладонями пот, оделся и поднял шляпу. Потом направился к помольщикам, шагах в десяти от них остановился и вдруг, слегка присев, описал своей громадной шляпой полукруг, отвесил поклон и отрекомендовался.
— Вильям Сваакер — владелец Трансвааль!
Мужики захохотали. Но Сваакер был серьезен. Он решительно направился к дому и крикнул громко:
— Дарья, ключи!
Спустя минуту он вышел из дома переодетым — в ситцевой, выпачканной мукою рубашке, облегавшей складки жира на груди и животе, в каком-то куцем уборе па голове, похожем сразу на ермолку и на картузик. Он отпер и распахнул верхние ворота мельницы, и оттуда дунуло затхло-пряным ароматом ржаной пыли, лузги и смазочного масла. Мужики бросились к возам и занукали на коней. Фрол тащил на горбу длинный, узкий мешок зерна, торопливо переставляя согнутые сухопарые ноги.
— Поворачивайся! — кричал мужикам Сваакер, — Время дорог!
Один за другим он взвесил мешки, ссыпал в кузов десятину за помол, поставил мужиков засыпать в ковш зерно, живо спустился по крутой лосенке вниз, выскреб из сусека остатки муки и распахнул нижние ворота. Потом он пошел к стану, вдвинул в раму затвора длинный брус, подкатил под него чурбан и поднял затвор.
Вода тяжким черным валом ринулась по ларго на колесо, но сейчас же отпрянула назад, брызжа снежною пеной и бурливо кружась. Не останавливаясь ни на миг, вода валила из пруда по дну ларя, подымая пенистую поверхность выше и выше. И вот ларь полон, клокочущие коловороты почти выплескиваются через края, но тут глухо сотрясаются мельничные стены, налитое водой колесо, дрогнув, грузно поворачивает свою стонущую громаду, и, пробив дорогу, вода низвергается с высоты в буковище.