Повести и рассказы
Шрифт:
Но такое благостное состояние продолжалось минут пять, не больше: он понял, что это всего лишь маловероятная гипотеза, придуманная для самоутешения. Уверенность, будто он ощупывал письмо в кармане, вновь упрямо возникла в кончиках его пальцев и была столь же отчетливой и твердой, как утром. Письмо потеряно, это ясно. Теперь вся надежда на то, что подобравший его добрый человек опустит конверт в почтовую тумбу. А если попался недобрый человек? Надорвет, прочтет, узнает его тайну, захочет с помощью письма отличиться и нажить политический капитал, и тогда для него, Чжунъи, уже нет спасения. Страшная картина возникла перед его глазами: вот именно сейчас доносчик передает письмо руководителю рабочей группы Цзя Дачжэню, тот разворачивает его, читает…
Вдруг в дверь постучали. Он вздрогнул от неожиданности.
Кто-то из сослуживцев крикнул:
— Войдите!
Дверь слегка приоткрылась, показалось незнакомое широкоскулое и в то же время чуть-чуть удлиненное лицо с маленькими, как бы опущенными книзу глазками и большим ртом, чем-то напоминавшее морду гиппопотама. Затем раздался голос с явным сычуаньским выговором:
— Это канцелярия? Я к вам по делу.
— Здесь проводится кампания. Вам надо пройти на второй этаж заднего корпуса, в ревком. А если вы прибыли по следственному делу, то поднимитесь на третий этаж, в рабочую группу, — холодно ответил все тот же сослуживец. В такие дни никто не хотел встревать в дела, не касающиеся его лично.
У Чжунъи сидел прямо против двери. Ему показалось, что в открывшей дверь руке белеет конверт. Сердце его подскочило вверх, прямо к гортани. Может, этот человек принес письмо?
Посетитель прикрыл дверь и удалился.
У Чжунъи вскочил, задев при этом стул и едва не опрокинув его, распахнул дверь и выбежал в коридор. Все это он проделал молниеносно, как по пожарной тревоге. Все в комнате удивленно переглянулись…
— Вам кого?
— Мне нужно институтское начальство.
— А у вас… у вас в руке разве не письмо?
— Письмо, а что?
— Вы его на улице подобрали, да? — Чжунъи не мог сдержать нетерпения.
— Подобрал? — Опущенные книзу глаза посетителя едва не полезли на лоб и с удивлением взирали на человека, чьи действия, слова и внешность производили столь необычное впечатление. В голосе его зазвучал гнев: — Как это — подобрал? Я прибыл из Чунцинского музея для установления деловых контактов. Вот направление из моей организации! Может, скажете, оно подложное? Видите — вот печать. У меня и служебное удостоверение при себе. — Сделав каменное лицо, он разжал ладонь — да, это было рекомендательное письмо из его учреждения, и на нем действительно красовалась круглая красная печать.
У Чжунъи облегченно вздохнул. Правда, теперь надо было выпутываться из неловкого положения, в которое он сам себя поставил. Лицо его выражало смущение, уголки рта дергались, но убедительных слов для объяснения своей оплошности он не находил.
Посетитель пробормотал что-то вроде «какое безобразие» и ушел, всем своим видом выказывая неудовольствие. Чжунъи тоже хотел повернуться и уйти, но тут показался шедший в его сторону Чжао Чан. На его полном лице сияла улыбка. Приблизившись вплотную, он сказал:
— Старина, говорят, ты пишешь разоблачительное письмо. Напишешь — может, дашь и мне почитать?
— Что? Разоблачительное письмо? Кого же я могу разоблачать? — Слова заведующего сектором поставили Чжунъи в тупик — он не мог сообразить, чем они продиктованы.
— Как «кого», конечно, меня! Ну, чего так таращишь глаза, напугать меня хочешь? Я же шучу с тобой. И вообще, если ты и напишешь разоблачение, отдашь его не мне, а Цуй Цзинчуню. Правда, потом оно все-таки попадет ко мне… Ну полно, старина, не принимай мои шутки всерьез. Мы же с тобой прекрасно знаем друг друга. Ни у кого из нас нет проблем, не так ли?! — Он хлопнул Чжунъи по плечу и закончил: — Будут какие вопросы, приходи ко мне. Я в заднем корпусе на третьем этаже, спросишь рабочую группу. Кстати, что это ты сегодня опоздал на работу? Я не дождался и оставил на твоем столе записку. Видел? — Не дожидаясь ответа, Чжао Чан последовал дальше.
У Чжунъи остался на месте. По всему его телу разлилось приятное ощущение: ведь, если Чжао Чан тепло разговаривает с ним, значит, можно не сомневаться, что рабочая группа еще не получила письма. А раз дело пока не дошло до печального финала, можно продолжать надеяться на лучшее. Сейчас ему не хотелось думать о последних событиях, вспоминать злополучное письмо. Захотелось окунуться в излучавшееся Чжао Чаном тепло, словно в горячую ванну, и никогда больше не сталкиваться с равнодушной реальностью. Они приятели с Чжао Чаном, но никогда еще дружеские жесты Чжао не были ему так дороги.
А все-таки почему и зачем Чжао Чан говорил ему все это?
Вот уж чего он, наверное, до конца жизни не узнает.
Сердца порой сливаются при первом соприкосновении, как капли дождя, а бывает, движутся, подобно небесным светилам, на огромном расстоянии друг от друга. Когда с одной планеты смотришь на другую, она кажется загадочной, окутанной облаками и туманами, полной неразгаданных тайн…
Кто бы мог подумать, что Чжао Чан, до тех пор пока не узнал тайну Чжунъи, сам боялся его?
Когда-то он служил в одном из департаментов управления коммунального хозяйства. Его интересовало все, что связано с родными местами, — природа, история, памятники старины, обычаи, предания. Когда выдавалось свободное время, он беседовал со старожилами, выспрашивал у них обо всем необычном и интересном. Старался собирать все, пусть даже малозначительные и разрозненные материалы, способные пролить дополнительный свет на те или иные исторические события и факты: редкие издания, письма именитых людей, прокламации восставших крестьян, лубочные картинки местного изготовления, образцы кирпича и черепицы из дворцов и пагод, старые фотографии. Ведь часто специалист делает свои первые шаги, движимый не какими-то далеко идущими замыслами и планами, а лишь собственным любопытством. Притом ученый с обширными познаниями не обязательно является специалистом в узких вопросах — для специалиста важнее не эрудиция, а дотошность.
Интерес Чжао Чана к истории родного края не ограничился простым любованием или коллекционированием. Он старался выявлять и изучать отдельные проблемы и часто публиковал результаты своих изысканий в форме газетных статей. Эта отрасль исторической науки у нас никогда не процветала. Большинству ученых-историков она казалась слишком узкой и недостойной внимания, однако в случае необходимости получить какие-то сведения или материалы им приходилось прибегать к помощи таких краеведов, как Чжао Чан. Постепенно он стал специалистом-непрофессионалом, приобрел некоторую известность. После 1958 года в институте истории было решено создать группу региональных исторических проблем, и его пригласили работать в ней. Примерно в то же время приняли сюда и Чжан Динчэня. Цинь Цюань работал в институте с самого его основания, но в пятьдесят седьмом году был зачислен в правые, а когда с него сняли колпак, его отправили работать в эту же группу. Последним пришел сюда У Чжунъи.